— Не думай об этом,— мысль Орсии встретилась с моей мыслью,— верь в то, что ты сам хозяин своей судьбы, что будущее твое никем не предопределено. Даже если перед тобой будет тупик и ты почувствуешь, что сбываются предсказания Лоскиты — и в этом случае не все потеряно. Надо произнести те слова, на которые уже однажды последовал ответ. Что бы после этого ни случилось,— беда будет меньше той, которую тебе предсказали. А поступив так, быть может, ты повернешь колесо судьбы в другую сторону. Надо против силы выставить силу. Конечно, это рискованно, но жизнь иногда требует риска.
В тумане я не мог понять, какое сейчас время и движется ли оно. Солнце уже должно быть высоко, но как давно мы оставили свою пещеру, я не знал. Речушка уже совсем обмелела, повсюду из воды торчали камни.
Орсия отступилась.
— Вот тут, Кемок, мы и попрощаемся.
Она вынула из шарфа жезл, вышла на берег и присела на валуне. Я почувствовал, что мысли ее ускользают от меня. Это оборвалась связь между нашими сознаниями. Орсия закрылась, так как занялась магическим ремеслом. Видимо, ей надо было нащупать нить, связывающую шарф с его бывшей хозяйкой. Уже обтрепавшийся зеленый шелк Орсия разложила на коленях и осторожно, будто зажженную свечу, держала она над шарфом рог Единорога. При этом губы ее шевелились, словно она что-то говорила про себя нараспев.
Затем, подцепив шарф священным рогом, она подняла его и протянула мне.
— Это все, что я могу сделать. Теперь все зависит от тебя. Вспоминай Каттею, именно вспоминай. Ту, которую ты знал. Не теперешнюю. Напряги память. Ту, с которой вы были одним целым.
Я принял шарф. Он был уже не таким ярким, как там, в каменном лесу, где я нашел его на земле. Я собрал его в ладонь, изо всех сил сжал в кулаке зеленый шелк и стал вспоминать. Но где же та Каттея, с которой я и Кайлан были едины? Когда она была мне ближе? Нет, не здесь, не в Долине, и не тогда, когда мы вместе бежали от Колдуний в Эскор. И не тогда, когда она была у Колдуний, а мы с Кайланом сражались на границе. Так передвигался я во времени, пока не остановился в нашем детстве. Мы жили тогда в Этсфорде. Домой возвратилась наша убитая горем мать. Случилась беда. Исчез мой отец, Саймон Трегарт, и неизвестно было, куда он пропал. Многие считали, что он утонул в море. Да, тогда мы были ближе всего друг к другу, больше того — все трое мы были едины. Колодец памяти. Я достиг его дня и поднял оттуда лик Каттеи. Каттеи, еще не попавшей в Обитель Мудрейших, где колдуньи из нее хотели вылепить свое подобие. Я не знал, такой ли на самом деле была Каттея, но такой я ее видел и такой она мне казалась — в этом я не сомневался. И я постарался увидеть ее снова и опять восторгаться ею, как тогда в детстве. Она была одной третью того единого целого, каким мы тогда были. Того целого, что в своем единстве было гораздо больше, чем каждый из нас по отдельности. Я был связан с Каттеи неразрывными узами.
Шарф становился упругим. Я чувствовал, как он давит на пальцы, и раскрыл ладонь. Материя выпрямилась, свилась в жгут и, как живая, поползла по земле. Казалось, это струится зеленая змейка.
Я побежал вслед за ней и, отойдя довольно далеко, вдруг вспомнил, что, думая только о том, чтобы не отстать, я забыл проститься с Орсией. Мне стало больно, что в спешке я не оглянулся и кто мне теперь подскажет, где находится тот валун, у которого я оставил Орсию. В то же время я знал, что не имею права отвлекаться. Все мои мысли должны быть только о Каттее. Иначе нить, которую едва удалось нащупать, оборвется.
Поспевая за шелковой змеей, я взобрался на крутой берег. Там не было тумана. Речушка еще струилась, но была такой узкой, что кусты и деревья над ней сплетались. Я шел дальше. Пропали деревья, затем исчезли кусты. Оставалась одна трава, вид которой был мне отвратителен.
Я оторвал две полосы от кожаной куртки и подвязал ими свою обувь. Дырявая моя одежда совсем не грела. Я чувствовал, как пробирает меня промозглая осенняя сырость.
А шарф все полз и полз вперед, и я все бежал за ним, боясь потерять его из вида. Хорошо еще, что подъем не был крутым, и дыхание мое оставалось легким. Иногда на бегу я вытаскивал свой меч. Нужно было не забывать и об опасности. Но кровавые руны на его лезвии пока не проступали.
Когда Орсия шла рядом, я был невидим для чужого глаза, сейчас же ее магия рассеялась, так что теперь я был хорошо виден. Но вокруг было совершенно пусто, никто так и не появился. И было странно, что мне позволили свободно идти по земле врага. Было в этом что-то очень подозрительное и даже зловещее. Будто кто-то неведомый устроил мне западню. Впустил меня сюда, а потом захлопнул за мной ворота.
Путь мой шел на подъем, и с каждым шагом я чувствовал, что становится холоднее. И все-таки я думал о Каттее. Я говорил себе, что она моя сестра, что потеряв ее, я словно остался без руки — ее у меня отсекли. И теперь я стал калекой.