— Нет! Нет! Нет! — трижды крикнула Каттея.— Это ложь. Злые силы предсказали то, чему не сбыться. А ты — хорош, поверил, что я, ваша сестра, способна на это. Динзиль сказал...— Она не досказала. Подождав немного, я спросил:
— Так что же сказал Динзиль?
Она замолчала, и я почувствовал, что сестра опять стала так же холодна, как тогда, в Долине.
— Ты хочешь, чтобы я всегда была с тобою рядом. Ты ревнуешь меня к моим друзьям. Кайлан лучше тебя. Мы с ним по-прежнему едины, даже если идем разными дорогами. Ты же всегда решаешь все за всех. И за меня в первую очередь.
— Всему этому научил тебя Динзиль?
Я знал, что так оно и есть. Но что можно на это сказать? Это нельзя опровергнуть. А то, что я пришел за ней, только подтвердит в ее глазах правдивость его слов. Как мог я раскрыть ей Глаза?
— Ты его всегда не любил. У него много врагов. Вы там, в Долине, не верите ему. А он хочет объединить разрозненные Силы. И ему удастся это. Вы напрасно считаете, что мечом и жалким лепетом своих колдовских причитаний сумеете пересилить Великих, которых пробудил бунт в Эскоре. Для этого нужны силы настолько могущественные, что люди о них ничего не знают.
— Ты считаешь, что он может соединить эти силы и руководить ими?
— Да, если я буду ему помогать!
Каттея и раньше верила в свои ^илы, но сейчас это выглядело не как вера, а как самоуверенность.
— Отправляйся домой, Кемок. Я знаю, ты меня любишь. Но твоя любовь для меня сейчас хуже оков. Ты пришел, чтобы сделать мне добро. Я тоже люблю тебя. Я попрошу Динзиля, чтобы он перенес тебя туда, куда ты захочешь. Расскажи всем в Долине, что, когда мы придем, с нами будут такие силы, что при одном их виде Тьма отступит навсегда.
От этой Каттеи я закрыл свой ум. От этой Каттеи я отвернулся. Я не хотел видеть чудовище, которое с удовольствием показал мне Динзиль. Собрав всю свою волю, я опять стал вспоминать прежнюю Каттею. Я ее очень любил. Да и как могло быть иначе, ведь она была частью меня самого, так же, как я — частью ее.
— Кемок,— услышал я крик. И больше не было никакого высокомерия.— Кемок,— кричала мне сестра, и это был крик страдания.— Что ты делаешь, брат? Ты хочешь снова одеть на меня оковы своей любви? Не надо! Это мучительно. Их потом не разорвешь. Я не должна отвлекаться. Я должна выполнить свое предназначение.
Но я не слушал ее. Воспоминания поглотили меня. Вот она, Каттея. Молодая, добрая, веселая. Вот она кружится на весеннем лугу. Чтобы послушать, как она поет, прилетают птицы. Вот зимний день. Каттея смеется. Она отламывает свисающую с ветки сверкающую сосульку, подносит ее к губам. А вокруг сад, заснеженный солнечный сад. Каттея тихим свистом зовет снегиря. Каттея прыгает в прохладную летнюю речку и плывет с нами — кто быстрей.
Детеныш выдры запутался в сетях. И Каттея уже освобождает его. Но до этого всего — вечер, огонь, шкура мед веря, неторопливый рассказ Анхорты.
— Умоляю тебя, перестань.— Голос становится тихим.
Одна моя лапа на шарфе, другая на мече. Это два моих талисмана, которые только одни и могли мне помочь в этом мрачном царстве Динзиля. А мысли обгоняют друг друга.
Вот бежит Каттея по пшеничному полю. Мы работаем с поселянами. А на горизонте всадники. Они приближаются. По старинному обычаю Каттею посылают им навстречу с праздничной чашей. Она идет собирать дань. Все смеются. У сборщицы удачный день. Звенят монеты. Всадники накидали полную чашу серебра. Большой отряд, и каждый всадник дал по монете.
Я вспоминал эту Каттею. Я не хотел думать о сестре-колдунье, с которой понемногу начиналась сегодняшняя Каттея. И эту сегодняшнюю я боялся, я не знал, как она.
— Кемок! Я не слышу тебя... Где ты?
Мне показалось, что это голос Каттеи из моих воспоминаний — неуверенный, растерянный, робкий.
Я словно проснулся после страшного сна и, открыв глаза, огляделся. Куда я попал? Динзиль назвал этот каменный мешок хорошим местом. Ничего вроде не произошло. А мне как-то стало легче. Так бывает, когда после неудач наступает просветление, и душа, стряхивая тяжесть, будто говорит: «Не унывай, терять-то все равно нечего!» И только поэтому побеждает.
— Отзовись, Кемок!
— Я тут,— ответил я.— Скоро мы увидимся.
Я сказал это, но не был уверен, что смогу до нее добраться. Однако надо было хоть что-то делать, и я поднялся, и я вытянул вперед меч.
— Каттея,— снова призвал я на помощь легкое летающее имя. И оно исчезло в каменной стене. Я стал ощупывать ее. Она была монолитной. Какая-то странная уверенность поднималась в моей душе. И тогда я уперся острием в стену и назвал имя «Ситри» и повторил слова из Лормта.
Рукоятка меча стала теплой, потом горячей, она жгла мне лапу, но я не отпустил ее. А острие заскользило по стене и увело меня в сторону. Я шел за мечом, и вскоре он нашел шов, соединяющий камни в том месте, где одна стена примыкала к другой. Я повторил заклинание, и камни расступились перед мечом. И он провел меня сквозь каменные глыбы, как раньше сквозь болотную жижу. Я выбрался из своего заточения и опять попал в цервую круглую комнату. Лестница стояла на месте.