Я положил одну лапу на меч, другой держал шарф и призвал эту нашу Силу, о которой не знал ни Динзиль, ни кто-нибудь другой в Эскоре. Да, в Эскоре о ней не догадывались. Потому чго это была магия нашего прошлого, соединяющая нас. Я вернулся к своим первым воспоминаниям из этого нашего общего прошлого — моего, Кайлана и Каттеи. Был вечер. Мы сидели перед очагом на шкуре медведя. Пламя переходило в искры, и они улетали вверх.
Наша кормилица Анхорта пряла, сумрак шептался с веретеном, между пальцев женщины струилась теплая шерсть.
— Вон волшебный лес, в нем живут волшебные птицы,— слушал я мысли Каттеи.
Я не только слышал ее мысли, я видел их в огне. Языки пламени скакали, словно всадники.
— Вон скачет на боевой лошади во главе отряда наш отец,— видел и слышал я мысли Кайлана.
И, словно всадники, устремлялись куда-то языки пламени.
— А вон, видите, горы,— продолжал этот общий молчаливый разговор я.
И кто мог тогда подумать, что ждет нас за этими горами?
Нет, нет, не надо отвлекаться. Никаких мыслей о том, что произошло после. Только воспоминания давней поры — вечер, медвежья шкура, огонь.
Анхорта с нежностью в глазах посмотрела на нас. Она казалась тогда такой большой.
— Если хотите послушать про снежного духа и про то, как перехитрил его Самсау, я могу рассказать.
Мы слушали ее и продолжали нашу беседу. Мы догадались, что другие так разговаривать не умеют, и счастливы были хранить свою тайну.
Я тянул нить памяти — день за днем, год за годом. Вспоминал все до мельчайших подробностей. И все, что мы прожили, видел я так отчетливо, словно снова жил в том далеком времени. Помню, как однажды весной поскакали мы верхом на луг. Кайлан на скаку сломал цветущую ветку нежно пахнущей жимолости. А когда мы спешились, я сплел из луговых цветов венок. Мы украсили им Каттею. Венок был, как корона, а ветка в ее руках, как скипетр. Мы говорили ей, что она самая красивая на земле, и даже цветы зарделись от смущения — они не могли с ней сравниться.
— Я это помню...
Чужая мысль так робко, так незаметно вплелась в мои воспоминания, что я не сразу сообразил, в чем дело, и едва не упустил ее. Я сдержал волнение и продолжал думать о прошлом. И сейчас уже чувствовал, что вспоминаю не один. Выцветший от времени гобелен нашей памяти мы теперь ткали вдвоем с той, чей облик был так страшно искажен. И оживали на нем краски. Я еще боялся ухватиться за нить памяти и потихоньку да помаленьку подступиться поближе к ее сердцу. Я старался только привязать этой нитью наших воспоминаний ее к себе.
— Ты... Ты действительно Кемок? Это не обман?
Она первая решилась на то, чтобы разрушить между нами преграду этим робким и тревожным вопросом.
— Да,— ответил я осторожно.
— Если ты и вправду Кемок,— мысль ее дрожала от напряжения,— тогда уходи. Здесь нас окружает Зло. Ты и представить себе не можешь, что ждет тех, кого не может защитить Сила. Я видела страшных чудищ.
Еще бы. Ведь их ей показывал Динзиль.
— Динзиль! — оживилась она.— Доверься ему. Он наша защита.
Я понял — Динзиль внушил ей, что в этом царстве Зла он один рыцарь добра. Всякий раз, когда нужна была помощь, она бросалась к нему, и он делал вид, что борется со Злом и побеждает его.
— Я пришел сюда, чтобы освободить тебя, Каттея,— я решился идти к ее сердцу напрямик. И если в ней еще не все погибло, если она еще не зашла за ту черту, где повернуть назад уже нельзя, по дороге, которую мостит перед ней Динзиль, я достучусь до ее сердца. Ведь стала же она вспоминать вместе со мной, притом бросилась в эти воспоминания отчаянно смело.
— Меня? Освободить? От кого? Зачем? — это была другая Каттея. Мою сестру, независимую, гордую, подменили.
Я говорил просто и убедительно, я торопился, чтобы не оборвалась нить, так неожиданно связавшая нас.
— Ты исчезла из Долины. Неужели ты думаешь, что нам безразлично это?
— Но вы ведь обо мне все знали. Вы же знали, что я хочу совместить различные силы колдовства, чтобы направить их против Тьмы. Здесь я столько узнала, а сколько еще узнаю! Владычицы-колдуньи могли только мечтать о той Мудрости, которой я буду обладать вскоре. Только сейчас я поняла, как мало они знают и могут. Они только приоткрывают двери, чтобы одним глазом увидеть, что за ними делается, вместо того, чтобы шагнуть за порог. Меня теперь удивляет, как мы преувеличивали их мастерство. Как благоговели перед ними.
— Но ведь бывают разные знания. Одни помогают человеку, другие требуют, чтобы он перестал быть самим собою.
— Все, что ты говоришь — это для обычных людей. Но я принадлежу к Колдуньям Эсткарпа. То, что недоступно человеку, доступно нам. Мне уже многое известно. Когда же я узнаю все, я вернусь домой. И тогда вы сами будете благодарить меня.
Я подумал о третьем будущем, которое предсказала Лоскита. Снова я заглянул в свою судьбу, которая проступила на дне ямки с голубым песком. На Долину надвигались всадники Тьмы. Среди них была и Каттея. Молния была в ее руке, и она бросила ее в нас, своих братьев.