Колдовской отведай плод (СИ)

— Так ведь в случае бесплодия вырождение тоже происходит, разве нет? — воскликнула я. — Сами посудите. Лучшие умы, вместо того, чтобы передавать гены детям, добровольно отказываются иметь последних?

— Не удивляйтесь, миста Мира, — грустно сказал садовник. — Каждый маг во время обряда посвящения волен выбирать, что ему дороже — дети или любимое занятие. И порой молодые люди отказывались от занятий магией, выбирая семью.

Я почувствовала, будто привычный мир встал с ног на голову. То, что рассказал Сварт, потрясло меня до основания. Неужели для кого-то магия могла значить больше, чем родное дитя? Конечно, пятиотцовство как-то решало проблему, однако теперь я почему-то — не знаю, почему — склонялась к мнению, высказанному Гвейном: родная семья дороже всего.

— А что сталось с родной дочкой? — спросила я. — Она действительно… того? Дебилка?

Если честно, мне было жаль девочку. Я представила ребенка с бессмысленным выражением глаз, пускающего слюни и бормочущего неразборчивые слова. Его, словно кутенка, подбросили другой семье.

Впрочем, так поступают со всеми детьми.

— Миста Мира, — Сварт смотрел на меня так жалостливо, будто самолично отдал ребенка в чужие руки и теперь в это раскаивался. — Не принимайте эту историю так близко к сердцу. С девочкой все хорошо.

Хорошо, как же. Чем изобретать крутые артефакты, взяли бы да и создали лекарство против магического дебилизма!

— А вы откуда знаете?

— Мист Макер-тот создал ей все условия… Возможно, у новых родителей ей жилось намного лучше, чем в замке.

Я хотела сказать — лучше бы оставил девчонку у себя и любил бы, но тут вмешался Гвейн. Он, ни слова не говоря, взял меня за руку и потащил к лестнице, ведущей в ближайшую башню.

— Эй! — сказала я. — Мы что, разве туда собирались?

— Мы — нет. Ты — да.

— А ты куда собрался? Кто будет охранять Ариенну-Банкин?

— Сейчас охраняет Крадиф. Я сменю его позже. А тебе надо отвлечься. Потому что ничто не отвлечет мисту Миру так хорошо, как получение новых магических знаний. Я прав?

— Ну… наверное, да.

— Тогда вперед! Точнее, наверх. Не волнуйся, обед я принесу. Работай спокойно. Проводить тебя до кабинета?

— Не надо, — ответила я, удивляясь, с чего вдруг Гвейн стал обо мне заботиться без напоминаний со стороны.

Он же, будто для усиления эффекта, добавил:

— Я бы мог, конечно, взбежать на башню и посмотреть, на месте ли кабинет, но боюсь, этот негодник слушается только тебя.

Опасаясь, что он вдруг скажет «я тебя разыграл, а ты и поверила», я повернулась и стала подниматься по лестнице, стараясь не оглядываться. Но все-таки не выдержала, оглянулась.

Он стоял на том же самом месте и смотрел мне вслед своими бездонно-голубыми глазами. Поймав мой взгляд, улыбнулся.

Ну да, конечно. Ему просто скучно без Ариенны. Вот и строит мне глазки.

Больше я не оглядывалась.

Кабинет, как ни странно, нашелся сразу же. Мне почему-то подумалось — а вдруг он заранее чувствует мое приближение. Я пожалела, что не поднялась в другую башню, но проверять свою теорию не стала. Просто не было сил. История с Банкиным вымотала всех до предела.

Первым делом, конечно же, собралась двигать шкаф, но с изумлением поняла, что могу протиснуться к заветной дверке и так. Он сам, что ли, подвинулся, без моей помощи?

И тут до меня дошло. Яблочная диета.

Я похудела настолько, что оказалась способна пролезть в небольшую щель между двумя шкафами. Еще вчера не могла, но поголодала вечерок — и вот вам результат. То-то я смотрю, ремешок на спортивных брюках приходится затягивать все туже и туже, а мамины кофточки болтаются на мне, как на вешалке.

Приободренная одним приятным открытием, я поспешила совершить другое — той самой зашкафной двери.

Шагнула внутрь и остановилась, пораженная.

В маленькой комнатке, куда я попала, царил полумрак — свет проникал сюда лишь из узенького окошка в стене. Тем не менее, я ясно различила человека, сидящего в дальнем от меня углу. Он склонил голову на руки, сложенные на поджатых коленях, однако, при моем появлении поднял ее.

Я зажала рот ладонью, чтобы не закричать.

Это был мой папа.

Конечно, живым я его видела в последний раз, когда мне было три года, и я совсем его не помнила, а потом меня навещала одна мама… Однако вся наша квартира была пропитана воспоминаниями о папе, его портретами, вещами. Памятью о нем. Я просто не могла его не узнать. Тем более, он очень часто снился мне, и во сне представал именно такой, какой сидел сейчас в углу комнаты.

— Мира, — тихо сказал он.

— Папа, — всхлипнула я.

Мне хотелось подойти к нему, поднять, повиснуть у него на шее, вывести отсюда, сесть с ним рядом на диван и слушать, не перебивая, все, что он расскажет — где был, чем занимался, как попал в эту башню…

А действительно, как он сюда попал?

— Ты выросла, дочка, — сказал папа. — Стала такая красивая. Очень похожа на маму. Кстати, как она?

— Она… нормально. После того, как ты пропал, долго болела, но потом вылечилась.

— Я знаю, это потому что ты была рядом.

— А… ты? Где был ты? Как сюда попал?

Он покрутил головой, оглядываясь: