Колдовской пояс Всеслава

«Ах ты ж, чертяка ростовский, ну я тебе задам». Девушка отвернулась, травинка опять нахально начала гулять по шее. Дуня украдкой нарвала пучок травы, потом прыжком кинулась на чернявого, запихивая все ему за пазуху.

— Эй, Дунька, ты чего творишь?! — невинно поднимая брови, возмутился Юрий.

— Балуюсь, — хихикнула Евдокия.

Чернявый попытался достать траву сверху через горловину, но у него ничего не получилось. Тихо бормоча какое-то ругательство, он стал развязывать кушак, чтобы вытряхнуть снизу.

— Я тебя легонечко пощекотал, а ты меня в траве искупала, — ворчал он, нахохлившись. — Вот я тебе сейчас так же сделаю.

И он кинулся рвать репейные шарики лопуха.

— Репей-то не надо, он же колючий и в одежу вцепится, — отшатнулась Дуня.

— Вот и хорошо, поучит тебя, козу, уму разуму, — зло сверкая на нее глазами, надвинулся чернявый.

— Юрашечка, не надо, — заслоняясь, вытянула вперед руки Евдокия.

— Очень даже надо, — Юрий шагнул, отстраняя ее ладони.

Насмешливые карие и испуганные голубые очи оказались очень близко друг от друга. Занесенная карающая рука опустилась, репей выпал. Дуня робко погладила пальчиками небритые щеки и неловко коснулась губами обветренных мужских губ, и тут же, обомлев сама от дерзкого поступка, хотела отскочить в сторону, но чужие руки железным обручем сомкнулись у нее за спиной, любимые очи обожгли желанием.

— Еще так поцелуй, — прошептал он.

— Я случайно, — попыталась хоть как-то оправдаться Дуняша.

— Врешь.

— Вру, — призналась она, и губы слились в страстном поцелуе.

Вместо деревьев на краю оврага, Дуня увидела голубое безоблачное небо и цветущие верхушки диких трав. Она прикрыла глаза, растворяясь в любимом, отдавая себя его торопливой грубоватой страсти, отзываясь на его ласки, послушно даря то, чего ему хотелось. Лишь раз она громко вскрикнула и прикусила губу, Юрко удивленно приподнял бровь, но не остановился…

Они лежали, обнявшись и тяжело дыша. Юрий рисовал губами на ее плече узор, она гладила его мягкие кудри. Солнце упало за лес, небо потемнело, быстро сгущались сумерки. Дуня потянулась было за валявшейся рядом рубахой, но чернявый отшвырнул скомканную тряпицу подальше.

— Дай хоть полюбуюсь, а то стемнеет скоро, — ласково промурлыкал он и, наклонившись к самому уху любимой, тихо прошептал. — Ты как девкой-то оказалась, вдовица честная?

— Показалось тебе, — вспыхнула Евдокия, отворачиваясь.

— Сказывай уж, а то до смерти зацелую, — повернул ее к себе Юрий, насмешливо заглядывая в глаза.

— Не моглось уж ему, — выдавила из себя Дуня.

— Так вот, что это за зелье ведовское, что и бычка не жалко, — Юрий захохотал. Дуня обиженно стала вырываться, чернявый примирительно чмокнул ее в щеку.

— Что ж ты сразу не призналась, я бы тогда…

— Не стал бы, — обмирая, продолжила за него Дуняша.

— Поласковей был, дуреха. «Не стал бы». Да я как увидел, как ты борова ведром огрела, так и подумал: «Его лупит, а меня ласкать станет».

— Да ты ж меня и брать с собой не хотел. Разве забыл, как я тебя уговаривала?

— Так цену себе набивал, — честно признался Юрий, — я на тебя сразу глаз положил.

— Выходит, ты меня соблазнял дорогой, — ахнула Евдокия.

— А может ты меня: «Юрашик, миленький», и ресницами хлоп-хлоп. Я тебе что, полено?

Дуня смущенно улыбнулась.

— Ну, и испугался я крепко, как ты к русалкам в гости нырнула. Аж сейчас морозно, — пальцы Юрия распускали льняную косу.

— А сегодня не боязно было? — Дуняша положила голову на его широкую грудь и услышала, как бьется сильное мужское сердце.

— Сегодня нет. Я прикинул насколько они позади, сразу понял — уйдем.

«Ой, хвастун!»

— Не веришь?

— Верю, Юрашик, — прошептала Евдокия, и они опять слились в страстном объятье.

Только глубокой ночью, когда убывающая луна заглянула в овраг, яркими бликами засверкав в ленте ручья, влюбленные отправились в дорогу. По пути Юрко все время озорничал: то внезапно подхватывал Евдокию на руки, то начинал щекотать, то сгребал в охапку, награждая долгим поцелуем.

— Так мы не скоро доберемся, — ворчала для вида Дуняша.

— Давай хоть намилуемся, а то при дружине смущаться станешь, чай, и не подпустишь?

Даже ночью жаркие травы кружили голову медовым ароматом, или Дуне это только мерещилось.

— Приедем в Ростов, я тебя у тетки поселю. Она баба хорошая, сама во вдовицах давно уж тоскует, все поймет, — начал рассуждать Юрий, — буду к тебе нахаживать, подарочки носить. Не хуже княгини у меня будешь.

— Отчего ж у тетки? — в груди неприятно кольнуло.

— Ну, это пока, а потом, коли не захочешь с теткой, так я тебе отдельные хоромы отстрою. Князь за пояс щедро расплатиться должен.

— Какие хоромы? — Дуня остановилась, дыхание перехватывало. — Разве ты меня в дом свой не введешь?

— Ну, можно и в дом пока, — в темноте не видно было его лица, но он все равно отвернулся.

— Ты венчаться со мной не будешь? — совсем тихо спросила Евдокия.

— Нет.

Мир рухнул, раскололся словно горшок на мелкие черепки. Дуня развернулась и быстро пошла в обратную сторону.

— Дуняша, не балуй, ну что ты удумала? — Юрий догнал ее одним прыжком и схватил за руку.

— Пусти, мне в Смоленск надо, — стала она вырываться.