Колдовской сезон

– Это правда, что у нее были разногласия с Высшими. Это ни для кого не было секретом. Сифра объявила вне закона жестокие действия дворца. Она выступала за демократию азлатов, справедливость и взаимопонимание. Шотландский полк планировал изгнать ее и натравил на Сифру своих прихвостней. Наших Верховных.

– Что значит изгнать?

– Исключение из народа Света и лишение способностей, – сказал он. – Но твоя мать была могущественной азлаткой. Она не стала бы безосновательно подчиняться чьей-либо воле.

Некоторое время Натаниэль молчал. Он словно погрузился в давно минувшие времена, а я не говорила ни слова, потому что не хотела лишать его этого мгновения.

В какой-то момент мой дедушка глубоко вздохнул и сделал еще один глоток чая.

– Верховных возмутили ее мятежи. Они боялись революции. В тот момент многие встали на сторону моей дочери. – Он мрачно сдвинул белые брови. – До тех пор, пока Верховные не распространили слухи о том, что Сифра украла Безграничную силу и нарушила главнейшее правило. Внезапно ситуация изменилась. Ее друзья, ее собственный народ – почти все, с кем она выросла, повернулись против нее. И, прежде чем дворец успел провести публичную казнь, Сифра сбежала.

Несмотря на то что я сидела у огня, по моим рукам поползли мурашки.

– Почему ее так и не смогли найти?

– Я не знаю.

– Как думаешь, возможно ли, что она действительно обрела Безграничную силу?

– Исключено. – Мой дедушка покачал головой. – Никто и никогда не сможет отследить артефакт. Даже мысль об этом нелепа.

Но слова Натаниэля не соответствовали выражению его лица.

Что-то в нем казалось странным.

Хелена

Можно было по пальцам пересчитать, сколько раз Тираэль появлялся на семинаре за последние несколько недель. Время от времени он приходил в библиотеку – всегда незадолго до того, как мне нужно было идти на следующую лекцию. Затем Тираэль толкал через стол несколько страниц, на которых я узнавала его размашистый, почти каллиграфический почерк. Каждый раз он использовал свои лазурные чернила, чтобы исследовать методы Марии Стюарт, и, к моему удивлению, анализы Тираэля оставались объективно обоснованными. Он дистанцировался от своих первоначальных предубеждений в отношении королевы и начал подвергать сомнению общество.

За последние несколько недель наше единственное общение состояло в том, что я позволяла ему оскорбить меня, чтобы пробудить свою главную силу. Чего до сих пор не произошло. Тренировки были утомительными и изнуряли меня, потому что мы всегда работали до глубокой ночи. На самом деле это не было частью плана. Тираэль должен был принимать участие в охоте, а я быть дома в семь. Но его, похоже, это не волновало, и Натаниэль отказался от попыток держать меня подальше от азлатов.

Несмотря на многочисленные тренировки, я так и не смогла приблизиться к своей силе, но, по крайней мере, теперь я знала, как найти связь со стихией. Сегодня я ждала Тираэля с ощущением покалывания в области живота. Мне хотелось показать ему, чего я добилась. Произвести на него впечатление. Заметить гордость в его глазах, когда я покажу ему свое маленькое пламя.

Библиотека колледжа Тихого Ручья казалась вымершей. Я была единственной, кто сидел за одним из круглых столов, низко склонив голову над стопкой толстых книг. Наше эссе дошло до финальной стадии. Чтобы сдать его в понедельник, мне еще нужно было написать резюме. Я исследовала жизнь Марии Стюарт, будучи в мешковатом платье с длинными рукавами-фонариками и вышитыми подсолнухами, пока в бальном зале замка отмечался ежегодный день основания колледжа.

Я быстро оглянулась через плечо, убедилась, что рядом никого не было, и зажгла небольшое пламя. Я прижала его к своему телу, согреваясь, пока другой рукой притягивала книгу и читала следующий абзац. Но что-то заставило меня остановиться. Я прочитала абзац еще два раза, пока не осознала, что это было.

В 1570 году Елизавета после продолжительных переговоров подчинилась воле Карла IX Французского о повторном назначении Марии на шотландский престол. Это отнюдь не было легкомысленным решением для королевы Англии, что проявилось в ее настойчивости при подписании Эдинбургского договора. Несмотря на восемнадцать прошедших в жестоком плену лет, Мария не желала сдаваться. Последовали дальнейшие переговоры, но с каждым из них усиливалось нежелание Марии ратифицировать документ.