Колдовство на Руси. Политическая история от Крещения до «Антихриста»

В том же 1719 г. беглый рекрут и «разбойник» Леон Федоров донес на курских помещиков Мозалевских, что Антон Мозалевский «ворожит, шепчет и бобами разводит, угадывает верст за тысячею и болши, что делаетца, и знает про государя, когда будет или не будет удача на боях против неприятеля». Этого Мозалевского не нашли, но всех других его однофамильцев арестовали и допрашивали, впрочем, ничего не добившись.

В 1721 г. подьячий Никита Яхонин и рассыльщик Лука Ларионов донесли на Василия Васильева, что тот якобы знает заговор, как царя сделать милостивым и смирным, подобно малому ребенку. После пыток выяснилось, что Васильев только гадал о том, какова будет реакция царя на «ведомости о переписке крестьян», и интересовался возможностью излечения «от порчи» своей жены. Изветчиков сослали на каторгу, а дьяка освободили.

В 1725 г. в Москву из Сум прибыла некая девка Дарья Филиппова, которая заявила в Преображенском приказе, что бежала от побоев жены полковника Кондратьева. Полковница якобы содержит двух баб-ворожеек, которые ворожат не только на дворовых, но и на императора, чтоб был милостив. Тут же выяснилось, что Кондратьев уже сидит в Сенатской конторе по делу Мазепы. Туда же сдали и девку[375].

Все это были единичные случаи. В 1718 г. рассматривалось два колдовских дела, в 1719 г. – три. Небольшой подъем был после учреждения Сената. В 1721 г. шесть процессов, но потом вплоть до 1725 г. не больше пяти в год. Вопросом теперь ведали большей частью власти духовные, что, кажется, привело к смягчению наказаний. Тем не менее до полной победы над бесами было еще далеко.

* * *

При Анне Иоанновне в первые годы правления появился специальный рескрипт, противоречивые формулировки которого вели к ужесточению мер против колдунов. 25 мая 1731 г. Сенат опубликовал именной указ государыни «О наказании за призывание волшебников и о казни таковых обманщиков»: «Понеже известно Ея Императорскому Величеству учинилось, что в России некоторые люди, забыв страх Божий и вечное за злыя дела мучение, показывают себя, будто они волшебства знают и обещаются простым людем чинить всякие способы; чего ради те люди и призывают их к себе в дому и просят их о вспомоществовании в злых своих намерениях, что те мнимые волшебники им обещаются и за то получают себе немалые прибытки, а прельщающиеся на те их душевредные способы возприемлют себе втуне убытки, паче же гнев Божий, а по гражданским правам наказания, а иные по винам и казни; того ради, по указу Ея Императорского Величества, Правительствующий Сенат приказали:

О вышеперечисленном во всей Российской Империи публиковать из Сената печатными указами, дабы впредь никто никаких мнимых волшебников в домы явно и тайно не приводили и к ним в домы не ходили, и на пути о волшебствах разговоров с ними не имели, и никакому душевредному их учению не обучались. А ежели впредь кто гнева Божия не боясь и сего Ея Императорского Величества указу не страшась, станут волшебников к себе призывать, или к ним в домы для каких волшебных способов приходить, или на путях о волшебствах разговоры с ними иметь, и учению их последовать, или какие волшебники учнут собою на вред, или мняще, якобы на пользу кому волшебства чинить: и за то оные обманщики казнены будут смертию, сожжены; а тем, которые для мнимой себе душевредной пользы, станут их требовать, учинено будет жестокое наказанье, биты кнутом, а иные, по важности вин, и смертью казнены будут; а буде означенные обманщики такие богомерзкия дела за собою имеют и вины свои в том объявят сами, без доношения на них от других кого: и оныя вины отпущены им будут без всякого изтязания»[376].

С одной стороны, речь об обманщиках («мнимых волшебниках»), а с другой стороны, само волшебство признается «душевредным» и «богомерзским», эффект от него «мнимый и душевредный». При этом для всех – мнимых и нет – предусмотрена смертная казнь. Документ служит ярким примером просвещенческого двуличия, когда церковные догмы повергать, казалось бы, никто не хочет, но мода требует ставить их под сомнение.

Этот указ был широко растиражирован, и ссылки на него стали обязательными при вынесении приговора. Фактически он дал сигнал к новой кампании против ведьм и кудесников. В период 1732–1740 гг. было расследовано 40 дел, в пятнадцати из которых дана на него ссылка[377]. Однако это стало последней волной колдовских процессов в России.

В 1736 г. в последний раз был сожжен колдун. Его тоже хотели помиловать, но опоздали. Позднее смертная казнь к делам о волшебстве не применялась. При Елизавете Петровне и Екатерине Алексеевне на такие меры действовал мораторий. В указах теперь фигурируют «суеверцы» и «обманщики», которые понимаются «простыми людьми», то есть само колдовство причисляется к сфере понятий низшей социальной страты. У дворян теперь это область шуток и пренебрежения, хотя, конечно, эксцессы случались еще долго.