Колдовство на Руси. Политическая история от Крещения до «Антихриста»

В XVII в. чуть ли не за каждым политическим конфликтом обнаруживалась магическая подоплека. Колдовские дела выявлялись регулярно. Многие из них сохранились до наших дней. Их не так много, как в Европе в то же время, когда можно говорить о пандемии «охоты на ведьм»: никаких тысяч казненных, но тоже немало. За XVII в. у нас известно ок. 230 колдовских процессов, в которых обвиняемыми проходили ок. 500 человек. Примерно 15 % из них были казнены, 40 % сосланы. В отличие от Европы, в России подавляющее большинство ведунов были мужчинами (75 %). При этом в части политической главной жертвой зачастую служили женщины. У Михаила Федоровича и Алексея Михайловича – их невесты. С воцарением Петра Алексеевича бесы стали смелее. Теперь главной целью их атак стал лично государь[363].

В 1682-м и 1689 гг. колдовство служило важнейшим триггером государственных переворотов. Это привело к тому, что страх чародейства превратился в настоящую фобию в правительственных кругах. Как писал А. С. Лавров, «поток дел о «политическом колдовстве» в конце 1690-х – начале 1700-х гг. буквально захлестнул Преображенский приказ»[364].

Присяга Петру Алексеевичу, как и прежним государям, содержала запрет на порчу и умысел на здоровье самодержца, но это помогало мало. В 1694 г. белозерскому воеводе поступил донос на келаря Кирилловской обители Никифора, который хранит «черные книги» и готовит отвары «з змеиными да с ежевым салом да с кошачьим мозгом да с лягушкиною икрою». Этим он будто собирается испортить царя, смочив его рубашку. Расследование ничего такого не выявило, но дыма без огня не бывает. В том же году на том же Белоозере был найден клочок бумаги с непонятным шифром, причем написан он был на какой-то с виду официальной бумаге, скрепленной печатью с упоминанием царя. По Уложению 1649 г. это могло приравниваться к хулению государева имени. Местный воевода, испугавшись причастности к крамоле, немедленно отправил все в Москву с оправданиями. Документы расследования сохранились. В столице белозерский шифр внимательно изучили и пришли к заключению, что имело место «воровство и чародейство и злые умыслы». Расследование было длительным. Образцы почерка запросили у всех белозерских грамотеев. Впрочем, виновника не нашли[365].

Но это отдаленный регион. Дьявольские козни подбирались к Петру много ближе. Невероятно резонансным было дело Авдотьи Федоровны Волынской, матери кабинет-министра Артемия Петровича Волынского. На нее в мае 1699 г. указала дворовая девка Дунька Якушкина, которая заявила, что «до перваго де Азовскаго похода [1695 г.] по присылкам из Девичья монастыря от царевны Софии Алексеевны» боярыня ходила в Преображенское и вынимала след государя. Землю из этого следа Волынская сдала ведьме Феонии Семеновой, которая должна была сделать «воровской состав», чтоб влить его в любой другой царский след, «и если б де она тот состав в те его государя ступени влила, и он бы государь и тех часов жив не был». Покушение состоялось, но оказалось неудачным, после чего кувшин с зельем знатная дама спрятала на берегу Москвы-реки. Следователи потом выяснили, что Якушкину саму подозревали в колдовстве. Чуть ранее она «испортила» несколько женщин в доме Волынской, за что было сослана в дальние вотчины. И теперь мстила. На пытке она во всем призналась и была казнена.

Однако версия о причастности Волынских к «порче» царя Петра буквально в следующем году возникла опять. С аналогичным доносом в феврале 1700 г. явился в Преображенский приказ другой дворовый, Михаил Ананьин:

«Петрова жена Авдотья [Волынская] еретица, как была вдовою ходила в Преображенское с человеком своим Гришкою Булычовым и вынимала государев след землю, и принесла к себе в дом, и призывала бабу еретицу. И думали, что над тою землею зделать, и положили в кувшин, и та-де земля обратилась кровью, и говорила она, Авдотья, сколко-де скоро на государев след ту землю выльем, столь-де скоро он, государь, живота гонзнет…»[366].

Волынская действительно находилась по первому браку в родстве с близкой комнатной девицей царевны Софьи Анной Жуковой, но уличить чародеев, кажется, не удалось. Дело Михаила Ананьина на этом тексте обрывается.

В 1700–1701 гг. расследовалось обширное дело Анны Монс, любовницы царя Петра, которую якобы поили спиртовой настойкой какой-то травы, «чтоб она по полском посланнике не тосковала». Тому же помогала ее сестра Матрена, которая ворожила, чтоб Анне «быть за государем».

В 1700 г. донос поступил на колдуна Евтифея Маркова, который сам прежде в 1682 г. сдал коллегу Марию Долгую, ворожившую на царя Федора. Чародей водил знакомство с постельницей царевны Софьи Ориной Зайцевой, за что и пострадал. Дознаться о его вине, как и в случае с Марией Долгой, не успели: «тот Евтюшка после 3-х пыток умре».