– Нет, Наля. Хочешь. – Ответил Филипп. – Пей.
– Я правда не хочу. – Спокойно ответил девчоночий голосок. – Господин колдун, возьмите.
Майорин обернулся, через решетку соседней камеры к нему тянулись тонкие ручки с деревянной кружкой.
– Не надо. – Просипел он. Девчонке было едва шестнадцать, на худеньком личике с задорно вздернутым носом блестели круглые синие глаза. Очень похожие на глаза ее матери.
– Ну и ладно. – Обиделась Наля, убрала кружку и повернулась к соседям спиной, прикрывшись широкими кожистыми крыльями. – Как хотите.
– Химера. – Майорин обалдело прикрыл открывшийся рот.
– Полностью сохранившая личность и разум. Налечка, ну не обижайся. – Филипп потянулся к ней здоровой рукой и коснулся крыла. – Я же о тебе беспокоюсь…
Он слушал, как Филипп утешает плачущую химеру, гладит ее по грязным волосам через решетку и думал, что из одного кошмара попал в другой. Более страшный. Путы на ногах снял сам, и теперь растирал щиколотки и опухшие ступни. Маги не заботились о кровотоке, когда связывали.
На голове была обычная шишка, во рту не хватало нескольких зубов. Для жизни не опасно.
Ночью сон вернулся опять. Он одиноко бродил по щиколотку в тумане, поднялся к дому, отворил двери.
И попал в свой дом в Вирице. На столе лежал забытый рушник, будто кто-то вытирал руки, а потом отвлекся и небрежно бросил куда получилось. Свет из окна падал квадратом на доски пола, около печки просыпались щепки и кудряшки бересты. В комнатах не были заправлены постели, танцевали пылинки в солнечных лучах. Майорин сел за собственный стол, поворошил бумаги. За открытым окном шумела речка, невидимая из-за тумана.
Он вернулся на кухню, топор стоял прислоненный к стене, как он его и оставил.
Когда?
Но колдун был твердо уверен, что последним к топору прикасался именно он.
За окном текла река с покатыми травяными берегами. Ветер ласкал занавески на окнах. Занавески, которые сшила Айрин. Она долго возмущалась, что окна голые, пока колдун не разозлился и не наорал на нее – по поводу своего устава в чужом монастыре. Айрин надулась и ушла к себе, а следующим вечером на окнах появились отрезы ткани веселого желтого цвета, повешенные на веревочку. Стало уютней.
К прошлой весне они уже настолько притерлись, что понимали друг друга с полуслова. Он никогда не жил ни с кем так долго. И никто никогда не бил кружки об пол, когда они ругались. Никто до этого не шил занавески. Никто не злил его так часто и так…
… по-домашнему.
Он сел на крыльце, достал трубку. Закурил. Легкий дымок потянулся к туману, путаясь в нем, плутая.
Лошадь, пасшаяся у дома, услышала что-то, насторожила уши. Взвилась и легко поскакала прочь. Майорин наблюдал за красивым аллюром животного. Туман опять подступил к ногам. Зайти в него что ли?
Вязкая морось в этот раз была податливей, в ней даже можно было двигаться.
Разлепить веки получилось с третьего раза. Он лежал на соломенном тюфяке. Повернул голову, вспугнутая крыса оставила после себя цепочку продолговатых какашек. Филипп спал, прижавшись к решетке, Наля держала в ладони его здоровую руку. Девушка укрывалась собственными крыльями. Вчера они многое ему рассказали, большей частью трагическим шепотом, постоянно оглядываясь на каменные стены.
По ту сторону решетки – на пути к свободе – чадил факел. Никакой магии – известка с асбестовым волокном и кровью кикиморы.
Майорин считал, что насчет кикиморы Филипп пошутил, но если это была не кровь, то что-то другое. Колдовать он не мог.
От постоянного холода ломило суставы. Колдун посмотрел на факел и вспомнил старый вирицкий анекдот: Идут маг с колдуном по улице, видят, под фонарем кто-то ползает. Окликнули его: "Эй, мужик, что ты там ползаешь?", тот отвечает: "Корону потерял золотую, вот ищу". Маг с колдуном посмеялись и говорят: "Давай, что ли поможем, где потерял-то?", "А вон в тех кустах", – машет рукой мужик. "А чего тогда здесь ищешь?", – оторопели они. "Так тут светлее!".
Иногда в этом анекдоте не было мага, иногда колдуна, но смысл оставался и шуточка о человеческой беспомощности, обросшая порядочной бородой, продолжала бытовать среди отягощенного даром люда.
Без дара Майорину чувствовал себя как зрячий человек в абсолютной тьме. То ли ослеп, то ли не ослеп.
"Ты слишком колдун!", – пронеслось в голове. Ай да Айрин, вот кто не смеялся над этим анекдотом. Ей-то тоже не было непривычным плутать в темноте без светляка.
Факел чадил, и Майорин неторопливо подобрался к решетке, сел и принялся изучать кладку под единственным источником света.
Гранит, как гранит, серый и холодный. Следующий факел через три сажени, достаточно, чтобы не оступиться в потемках, но все-же экономно. Майорин насчитал тринадцать факелов слева и четыре справа. Получалось, что они сидели в конце длинного коридора полупустой цитадельской тюрьмы. Единственной соседкой в поле зрения была Наля, стражники тоже не слишком часто заглядывали.