В миру ее звали немного иначе, да важно ли как? Это было так давно, что вряд ли имело значение. Денера смотрела на Горана Вирицкого, временного верховного архимага и очень ясно видела, что скоро он станет постоянным. Простое лицо, немного неприятное, отметила печать властности и силы. Он был грузен, но не то чтобы толст, он был мягколиц, но умел грозно сдвигать брови. И глаза у Горана были умные и проницательные. Хорошие глаза для правителя, или главнокомандующего, или верховного мага. Горан призвал ее к себе сразу по прибытии во дворец и Денера покорно пошла.
– Что связывало вас с Орником Мадерой?
– Дружба. – Просто ответила мать настоятельница. – Понимание.
– Что вы подразумеваете под дружбой, матушка?
– То, что обычно подразумевают люди. Я ему доверяла, а он мне. Мы много говорили, давали друг другу советы, беседовали. Орник приходил ко мне в гости, а я иногда заглядывала к нему.
– Некоторые люди считают, что одной дружбой вы не ограничивались.
– Я понимаю, о чем вы, милсдарь Горан. Это заблуждение, боги часто толкают нас в него, испытывая нашу веру. Но я приняла постриг будучи шестнадцатилетней девушкой, я не ведаю плотской любви. И Орник Мадера был моим другом.
– Зачем он приезжал к вам четыре дня назад?
– Как и всегда. Он приехал к другу. – Вежливо и спокойно ответила Денера. После бурного разговора с Региной, ее речь напоминала спокойное теплое море.
– Но Мадера в последнее время был очень занят, даже спал он мало, как же он нашел время просто поболтать?
– Он мертв уже… – Прошептала Денера. – Да будет его дорога в лучший мир легкой и светлой. И простят мне боги, мои слова. Но Орник просил, чтобы я готовила для него один отвар.
– Какой?
– У Орника были страшные головные боли. Он мучился ими уже несколько лет, но в последнее время из-за переутомления боли усилились, и он просил изменить состав.
– Вы изменили?
– Нет. – Категорично заявила матушка. – Я сказала, что ему нужно высыпаться и больше отдыхать.
– Что он ответил?
– Что на этом веку такая роскошь ему не улыбается. Я боялась, что он себя загонит, у него было слабое сердце, но Орник сказал, что остановиться сейчас он не может.
– Остановиться? Он что-то начал?
– Я не вправе это говорить.
– Вы должны!
– Это тайна исповеди!
– Вы женщина, вы не можете принимать исповедь.
– Это была исповедь друга.
– Я могу допросить вас и по-другому!
– Вы не сможете. И вы это знаете, сударь Горан. Монахи неприкосновенны. Наш разум свят, мы посвящаем его Богам. И ни одна магия не может над ним властвовать.
– Это значит лишь то, что вы умеете ставить ментальный блок. – Буркнул чародей, монашка была права, лазать по ее умишку было себе дороже.
– Объясняйте, как хотите. Я вам еще нужна?
– Зачем вы к нему приходили?
– Принесла снадобье от боли.
– Вы же отказались его сделать? – удивился Горан.
– Орник упрям. Был упрям. – Поправилась она. – Снимать боль магией при столь серьезном магическом напряжении чревато слабоумием или кровоизлиянием в мозг. Я сделала, как он просил, и пришла извиниться за свое вмешательство в его дела. Это не было моим делом, он попросил меня о помощи, а я посмела его судить. В тот день меня одолела гордыня, я хотела загладить вину.
– А о чем вы говорили с Региной Мадера?
– Я попросила у нее прощения, и напомнила, что в ее силах помочь мужу. Есть несколько очень полезных способов, надо лишь попасть в нужные точки и немного их помять. Я предложила ей их показать.
– Что вам ответила Регина?
– Хм… – задумалась мать настоятельница, видно переводя речь Регины Мадера в удобную для монахини форму. – Регина ответила, что знает, как поступать со своим мужем и мои советы, по его лечению считает излишними.
Горан попытался представить, как выглядел ответ на самом деле.
– После этого вы ушли?
– Да. Я отправилась в храм.
– Позвольте спросить, вы шли пешком?
– Конечно, всегда приятно прогуляться по городу в хорошую погоду. Шел снег – красиво, у меня было светлое настроение… Я и не думала, что Боги призовут к себе Орника так скоро.
– Думаю, Боги и не призывали. А кто-то заколдовал Регину Мадера, и поэтому я настаиваю: расскажите, что именно вам поведал Орник?
– Во-первых, я отвечу вам, что я не намерена нарушать тайну исповеди. Даже если вы считаете ее недействительной. Во-вторых… Регину Мадера нельзя было заколдовать. Орник об этом позаботился.
– Вы о чем? В нее кто-то вселился, Раджаэль телохранительница архимага гналась по следу заклинания, аж…
– У вашей Раджаэли помутился рассудок от сильного потрясения. А Регина Мадера носила такое количество амулетов и пила столько зелий, что околдовать ее можно было разве только лопатой. Но тогда вы наверняка нашли бы у нее на голове дырку.
– Вы хотите сказать…
– Если ее видели с кинжалом в руке, то она и убила. Может по наущению, но самовольно.
Горан закусил губу и сжал подлокотники кресла. Матушка Денера смотрела на него спокойными, грустными и зелеными глазами с припухшими веками. Она плакала. Молилась и плакала, понял Горан. Орник Мадера считал ее другом, но она его любила. Любила кроткой монашеской любовью, в которой не было места страсти.