— Ты такой единственный.
— А как же.
Помолчали.
Колдун смотрел на блестящую ленточку речки, где то и дело затяжками вставали белые барашки. А менестрель грелся на солнышке и мурлыкал очередную мелодию, сочиненную в дороге, но так и не проигранную на лютне.
— Поехали со мной. Я рассчитываю за две недели добраться до Туриса. А потом медленно продвигаться к Алак-Луару останавливаясь попеременно в корчмах и борделях. Поедешь?
— И что ты собрался делать в корчмах и борделях?
— Как? Петь разумеется. Ну и все остальное.
— Мы не доедем. Мы сопьемся. — Майорин припомнил количество замков, городков, городов и селений на берегах Туриса. Луарцы любили селиться плотно, на счастье Велмании они так же любили грызться между собой из-за небольших кусков земли, и до восточных соседей добирались не так часто, как могли бы.
— Тогда я оставлю тебя в Сокольем Крыле. Он конечно не совсем на Турисе стоит, но бешеной собаке сорок верст не крюк.
— Шестьдесят. От Туриса до Сокольего Крыла шестьдесят семь верст. Откуда ты знаешь про этот город, Валья?
— Что за секрет, если он есть на каждой карте.
— Не увиливай!
— В Сокольем Крыле, сиречь Арастуре по-луарски, обитает наш знакомый маг — Ивен. Он обитает там с начала лета и, поговаривают, прочно пустил корни.
— И всё?
— А что еще? — улыбнулся менестрель. И Майорину опять показалось, что Валья его дурит. — Если не брать в расчет, что теперь все знают, чей он сын. И чей племянник. И живёт он не один, а с некой девушкой. Так что, поедешь?
— Не уверен.
— Думай. Пойдем в замок, у меня в животе бурчит.
— Хэ! На кусок хлеба надо еще заработать.
— На голодный желудок не пою. Что за бред про творца должного быть голодным! — Валья перебросил плащ через плечо и довольно резво, хоть и прихрамывая, полез вверх. — Это вопиющая глупость! Когда я голоден, хочу лишь кусок мяса и хлеба, какая тут музыка. То ли дело…
Майорин поднимался следом, тоже хромая. «Если так и дальше пойдет, то я и петь научусь», — подумал он и, закусив губу, перестал жалеть больную ногу.
После плотного ужина менестрель все же спел. Он исполнил несколько новых баллад, потом перешел на старые — более светлые.
— Нет, ты погляди, что этот хитрец с ней делает! А сама сидит дура-дурой, хоть бы рот прикрыла.
— Велор, прекрати ворчать. — Майорин отсалютовал кубком вошедшему Билдиру.
— И чего светится! Сколько месяцев она его не видела?
— Вот именно!
— А ты думаешь, он в это время исключительно пел?
Майорин припомнил «по корчмам и борделям» и промолчал. Ему, в общем, было все равно, кто, где, с кем и как. В конце концов, каждый обманывается как хочет или как хочет распоряжается правдой. Моральный облик менестреля волновал его мало, Раджаэль могла убить троих мужиков разом, что говорить о защите чести?
Менестрель же перестал кривляться перед полуэльфкой и торжественно объявил:
— Я хочу исполнить свою новую балладу, и пусть она еще не окончена, но прозвучит сегодня здесь.
Майорин сглотнул, а потом развернулся и поспешил покинуть замерший в предвкушении зал. Но вслед за ним бросился, догоняя, припев. Четкий рычащий речитатив менестреля перешел в мощный раскатистый голос, сделавший Валью знаменитым:
Струны лютни жалобно стонали под жестокими пальцами.
Колдун быстрыми шагами удалялся от зала. Не много ума у того, кто болтает с менестрелем, еще балладу сложит…
Сложил гад!
Но злости не было. Уже у себя колдун задумался, почему Валья не закончил балладу.
Позже — за полночь, когда Велор волевым решением разогнал свой орден спать, Валья ответил Майорину:
— Баллада это не только история, рассказанная менестрелем. Это замкнутый круг, где конец отвечает на вопросы, заданные в начале. А я пока не знаю, ответов на эти вопросы. Узнаю — закончу.