Колье Барбары

— Вы же знаете, — голос Азарова дрогнул, — эти гориллы из Особой инспекции изувечат её ещё в самолёте. Пожалуйста, помогите мне попасть на этот рейс.

Береговой ещё раз внимательно посмотрел на майора и, вздохнув, произнёс: — Добро. Полетишь с ними. По ходу дела проведёшь ликвидацию братьев Волченковых, которые знают в лицо настоящую княжну… На всякий случай. Навык ещё не потерял? На штабной-то работе? Ну, добро. Если сильно припечёт, смело ссылайся на прямой устный приказ Берии. Но это только в крайнем случае. Прилетишь, там посмотрим, как нам выкручиваться дальше. Только я тебя очень прошу — не наломай там дров, а то мы с тобой и так в дерьме по самые… Вылет с Монино, — Береговой бросил взгляд на часы, — через четыре часа. Полетишь транспортным Ли-2, бортовой номер 4025.

— Спасибо, Сергей Никанорыч. Разрешите отлучиться домой?

— Давай, пулей туда и обратно.

Москва, Камергерский переулок дом 5, август 1942

Через десять минут быстрой ходьбы майор Азаров уже подошёл к дому пять по Камергерскому переулку и, поднявшись на второй этаж, несколько раз сильно стукнул кулаком в оббитую дранным войлоком дверь. Створки жалобно скрипнули и, несмотря на поздний час, почти тотчас распахнулись. Тусклая лампочка в длинном коридоре выхватила из полумрака прихожей сгорбленного старика в телогрейке, который, близоруко жмурясь, пристально разглядывал позднего гостя.

— Ну здравствуй, Мотя, — проговорил майор, — не ожидал?

— А я, — неожиданно выпрямившись во весь рост и прямо глядя на гостя зоркими глазами, ответил хозяин квартиры, — Вас, Андрей Петрович, сразу и не признал. Только по голосу и догадался, что это вы. Зачем пожаловали? Вы же знаете — я завязал.

— Знаю, Мотя, но мне нужна твоя помощь, — майор суетливо расстегнул нагрудный карман гимнастёрки и протянул Моте паспорт с вложенной в него фотокарточкой.

— Что, — усмехнулся Мотя, — никак зазнобе твоей ксива чистая понадобилась?

— Это, Мотя, моя единственная дочь Лиза и она в очень большой опасности. Прошу тебя, сделай это для меня.

— Чем расплачиваться думаешь? Я бесплатно не работаю.

— Дам я тебе наколочку, Мотя. Распутаешь — до конца дней обеспечишь не только себя, но и внуков.

— Любопытно было бы сначала взглянуть. Что у тебя за наколочка такая богатая?

Азаров протянул Моте сложенное вчетверо лист бумаги.

— Жди здесь. — Одними губами прошептал Мотя, взяв лист в руки, и захлопнул перед носом майора дверь, оставив его в тёмной парадной.

Сказать, что майор рисковал, значит не сказать ничего. Времени не было и потому сейчас он шёл напролом, без оглядки. Он очень хорошо понимал, что стоит только Моте набрать номер дежурного НКВД, и участь майора была бы решена. Особенно учитывая то, что именно он, тогда ещё капитан Азаров, брал Мотю в двадцать шестом году в Одессе на малине, что на Староконной улице… После чего Мотя и загремел в лагеря на десять лет.

Через пять минут дверь отворилась, и Мотя проговорил откуда-то из темноты прихожей:

— Проходи, майор, не будем терять времени.

Майор протиснулся в квартиру, едва не задев висевший на стене ржавый велосипед.

— Ну, что же. — Мотя сделал приглашающий жест рукой, пропуская майора в тесную закопчённую кухоньку. — Я тут подумал, что негоже хорошему человеку отказывать. Может, и ты мне когда поможешь. Когда «ксива» нужна?

— У тебя, — Азаров посмотрел на часы, — сорок минут…

— У меня к тебе, Мотя, будет ещё одна просьба, — внимательно рассматривая переделанный паспорт, низко склонившись к керосинке, проговорил майор. — Возможно, моя дочь в ближайшее время найдёт тебя и обратится за помощью. Если она придёт к тебе, знай — меня уже нет в живых. И ты помоги ей. Не пожалеешь.

— Она, конечно, красивая девка. Только стар я стал для такого рода удовольствий, — проворчал Мотя.

— Речь не о том. Просто скажешь ей: «Отец просил передать тебе, что нужно покормить Джульбарса». Она всё поймёт.

— Не сомневаюсь. А дальше-то что? — прищурился Мотя.

— А дальше узнаешь. Только помоги ей устроиться в Москве под новым именем. И не жмись. Потом получишь гораздо больше…

Смоленская область, партизанский отряд, август 1942

Самолёт начал медленно терять высоту, и сквозь стекло иллюминатора уже можно было хорошо рассмотреть большие партизанские костры, выложенные в шахматном порядке на большом поле посреди чёрной стены леса. Сделав разворот, ЛИ-2 стал стремительно снижаться. Через несколько минут шасси мягко коснулись грунта. Заметно снизив скорость, самолёт прокатился до самого края поля и, развернувшись перед самыми огромными соснами на краю, остановился. Гул двигателей затих, и один из лётчиков, выйдя в салон самолёта и открыв дюралевую дверь в центре салона, выдвинул наружу лестницу. Пассажиры потянулись к выходу. Сойдя на землю, Азаров с удовольствием вдохнул свежий, терпко пахнувший еловыми шишками влажный воздух и протянул руку встречающему их командиру партизанского отряда.

— Привет, Мирон.