Колесницы судьбы

Какие-то страницы оказались заполнены простым перечислением городов, где отец побывал. Все в пределах СССР, папа с мамой были строго невыездными. К примеру, на одной из страниц шел заголовок: «Поездки-1985», а ниже перечень: Киев, Вильнюс, Таллин, Ленинск (Байконур), Евпатория, Капустин Яр, Ленинград, Горький – Арзамас-16, Челябинск – Челябинск-40, Переславль-Залесский. И это все, больше ничего за целый год.

Или отцом вдруг овладевал приступ хозяйственности (или скаредности), и в 1991 году кропотливо перечислялись крупные покупки с указанием цен: «Магнитофон – 420 руб., телевизор – 1760, мягкая мебель – 5460, пуховик – 2500, видеомаг – 4000…» Это было мило: пресловутая мягкая мебель до сих пор украшала гостиную. И она хорошо помнила и видеомагнитофон тот, и телевизор – они с бабушкой их смотрели чуть не до конца нулевых, пока Варя сама не стала более-менее зарабатывать и не сменила на проигрыватель дивиди-дисков и плоский экран. Но все равно обидно было, что в тот год – для страны, как говорится, судьбоносный, с путчем и сменой политического режима – этот сухой перечень цифр у отца оказался единственной записью.

И про дела семейные папа практически ничего не сообщал. Нашлась только запись от августа 1978 года: «В Юрмале сделал Леночке предложение. Юная, свежая, красивая! Конечно, она сказала да!»

«Какое самомнение со стороны отца!» – подумалось Варе. Она, разумеется, знала, со слов родителей и из рассказов бабушки, историю их романа, закончившегося в итоге свадьбой. Мамочка, юная второкурсница, влюбилась в отца, взрослого холостого мужчину за тридцать, который приходил из закрытого «ящика» вести у них семинары по прикладной психологии. Папаша ее сразу отметил и принялся, в нарушение этических норм, за девушкой ухаживать. Сначала они сходили в кино, потом – в кафе-мороженое «Космос», а потом, как говорится, все завертелось.

Жаль только, никакого отображения в отцовских записках любовная история не получила. Нашлось лишь лапидарное: «16 декабря 1978 года – свадьба, ресторан «Берлин».

И про нее саму, Варю, которую папочка вроде бы так любил и баловал, в итоге всего две записи. Точнее, полторы: сначала от 1979 года, красными чернилами: «Леночка в положении». А потом, в 1980-м: «Леночка родила. Девочка!!! Богатырша! 54 см, 3850. Будет по требованию Лены в честь ее мамы Варей».

Ну отец! Ну сухарь!

По делу, кто и почему мог желать отцовской смерти, тоже на первый взгляд мало что нашлось. Почти все имена сотрудников института оказались зашифрованы инициалами или от фамилий оставлены по две-три буквы, словно в криминальной хронике: О. О-ва, П. А-ов, К. О-ой и так далее.

О том, чем занимался институт, тоже говорилось глухо и неопределенно – да и странно иначе, в условиях совершенно секретной работы. Но все же что-то проскальзывало, о чем-то можно было догадаться.

И совсем глухой ночью – точнее, когда за плотными гардинами отцовского кабинета сперва рассвело, а потом засияло раннее августовское солнце – Варя догадалась, что надо делать.

Она решила к дневнику подойти как к компьютерной программе. Собрать блок-схему: последовательно расположить записи по каждой научной теме, которую отец упоминал. Их было несколько: «проект № 15», «проект № 107», «проект № 318»…

Вот, к примеру, какие записи относились к «проекту № 15» – самая роскошная, конечно, нашлась в 1982 году:

«10 ноября. Сегодня утром во сне у себя на правительственной даче скоропостижно скончался Брежнев. Об этом, разумеется, пока не сообщали по радио или телевидению, но примерно в 12.15 мне вдруг позвонил по АТС-2 Ф.Б. из «дома два» – мы с Ф.Б. давно знакомы, но совсем не коротко, встречались несколько раз на совещаниях в ЦК и ВПК…»

ВПК – это, скорее всего, военно-промышленная комиссия, а «дом два», Варя знала, эвфемизм штаб-квартиры КГБ, почтовый адрес каковой значился в те годы как «площадь Дзержинского, дом два».

Вот кто такой Ф.Б., оставалось гадать. Может быть, генерал Филипп Бобков? Он в ту пору был, кажется, заместителем председателя КГБ.

«Ф.Б. сказал, что Леонид Ильич умер неожиданно, скоропостижно. Возможно (поведал мне Ф.Б.), генсек хотел бы перед смертью оставить какие-то заветы или дать распоряжения, но теперь партия и народ оказываются в неведении. Может быть (продолжил Ф.Б.), у моего института имеются способы, чтобы поправить ситуацию? Воистину, слухами земля полнится! По долгу службы Ф.Б. не должен был иметь представления о тематике нашего института, но, очевидно, у КГБ имеются свои источники информации. Я правильно (как считаю) воспринял его намек и немедленно связался по «вертушке» со своим непосредственным начальником, министром об. и членом ПБ Д.Ф.У.».

«Член ПБ Д.Ф.У.», смекнула Варя, это не кто иной, как тогдашний министр обороны и член Политбюро Дмитрий Федорович Устинов – высоко же летал в сферах папаня!