Колесо превращений. Книга 3: Где ты, реликтовый ухоноид?.. (СИ)

Милав распределил цепочку следующим образом: первым лёг на песок Кальконис, вторым - Бальбад, третьим стал Переплут. Замыкал живую гирлянду Милав. Намертво ухватившись своими ручищами за щиколотки злыдня, он ещё раз напомнил:

- Удумаешь чего сотворить - утонем вместе!

После чего скомандовал анчуткам:

- Давайте, горемычные, несите нас к людям!

Песок перед глазами качнулся, тело дёрнулось ввысь. Где-то внизу мелькнули запрокинутые в небо головы сестёр-берегинь. Ветер донёс их прощальные слова:

- ...опасайтесь козней злыдня-я-я... пусть ветер будет попутны-ы-ым...

Отозваться голосом Милав не мог, потому что от его могучего рыка анчутки могли в страхе сбросить их прямо на прибрежные камни, впервые оголившиеся за многие века непрерывных бурь. Помахать рукой Милав тоже был не в силах. Оставалось следить за уменьшающимся берегом и надеяться, что собственные руки не подведут, анчутки не обессилят, а злыдень не придумает какую-нибудь новую пакость.

...Это был удивительный полёт.

Анчутки не могли подняться высоко в небо, поэтому летели над самой водой, почти касаясь её своими хлипкими на вид крыльями. Иногда Милав лицом едва не окунался в солёную гладь, с любопытством наблюдая за косяками резвящихся у поверхности рыб. Один раз напуганная каким-то хищником стайка бросилась в рассыпную, и некоторые из рыбин оказались в воздухе. Кузнецу достаточно было открыть рот, чтобы зубами поймать самую ретивую из косяка. Но он этого не сделал - наблюдать за жизнью было гораздо интереснее, чем отнимать её.

Несколько раз Милав перебрасывался с "вперёдлетящим" Кальконисом пустяковыми фразами, типа: "Как самочувствие, сэр Лионель?", "Что видно на горизонте?", "Как обстоят дела у нашего "храброго капитана"?". "Храбрейший из капитанов" отзывался сам, потому что лететь молча, он при всём желании не мог. Милаву приходилось выслушивать его длиннющие тирады, в которых перечислялись все органы и все части тела молодого кока, которые, так или иначе, пострадали в процессе полёта. Однажды, когда Бальбад дошёл в своих речах до защемлённого седалищного нерва, кузнец не выдержал и предложил матросу охладиться в солёных водах, ведь это его родная стихия! Но Бальбад, отчего то обиделся и совсем перестал разговаривать. Милав едва успел обрадоваться наступившей тишине, как захныкал Переплут. У него-де ноги совсем свело. Милав в прения вступать не стал. Он резко потянул костлявые ноги на себя, отчего злыдень не своим голосом завопил:

- Да что ж вы со мной делаете?!

- О ногах твоих забочусь, противный старикашка! - спокойно ответил Милав.

Переплут от подобной помощи отказался. Кузнец настаивать не стал.

...Час проходил за часом, а впереди по-прежнему была только Великая Водная Гладь. Прошла ночь, наступило утро. По тому, как тяжело начали дышать анчутки, как всё неувереннее становился их полёт, Милав понял: они устали. Всё чаще анчуткам приходилось меняться в полёте, почти роняя путешественников в близкую зеленоватую воду. Было ясно - продержатся они недолго.

Милав стал чаще обращаться к Кальконису с вопросом о береге. По ответам сэра Лионеля кузнец догадался, что Кальконис тоже в большом напряжении. Сутки заканчивались, волнение на море медленно росло, всё чаще вода захлёстывала странную стаю не то птице-людей, не то человеко-птиц.

Однажды они едва не потеряли Бальбада, руки которого не выдержали многочасового оцепенения, и он сорвался в воду. Но Переплут крепко держался за его ноги, а свободные анчутки вовремя успели подхватить молодого матроса. В общем, всё обошлось. Надолго ли?..

Когда волнение на море усилилось, а пенные валы стали беспрерывно облизывать четыре тела, пропитывая их водой и стремясь увлечь в бездонную пучину, росомон с грустью понял: до берега им добраться не суждено. Отчаяния не было, потому что Милав знал - он сделал всё возможное и даже чуточку больше. Он сумел раздобыть две части Потерянного Жезла, и не его вина, что третья часть оказалась недостижима. Себя росомон не жалел. Он кручинился о Кальконисе, который доверял ему настолько, что без колебаний следовал за кузнецом повсюду. О Бальбаде Милав старался не думать. Этот ушлый парень нравился росомону, но кузнец так до конца и не определился в симпатиях к молодому коку. С Переплутом всё было предельно ясно. Этому злыдню одна дорога - на дно морское, и никаких кривотолков здесь быть не может.

Милав так увлёкся печальными думами, что не сразу расслышал охрипший голос Калькониса.

- Я вижу!.. - сипел сэр Лионель взволнованным голосом. - Это... это земля!..