Жеребец поскакал к аллее. Я бежал рядом с седлом, удерживаемый плетью Дахут, как пойманный раб. Лишь раз я обернулся. По пятам за мной следовала свора теней, красные глаза полыхали на черных мордах. Но это уже не казалось важным.
Я чувствовал все бо́льшую слабость, но бежал и бежал.
А потом мир вокруг померк.
ГЛАВА 19
Тень, ползи!
Я не ощущал своего тела, но находился в сознании. Казалось, что тела у меня не было вовсе. Я подумал, что это из-за того холодного яда с клыков псов-теней. Но, по крайней мере, мой мозг был в порядке. Я мог видеть и слышать.
Но все, что я видел, — это зеленоватую мглу, будто лежал где-то на дне океана и смотрел вверх сквозь толщу кристально чистой воды. Я плыл в этих неподвижных водах и слышал, как высоко надо мной шепчут и поют волны.
Я начал подниматься, всплывая к этим шепчущим, поющим волнам. Их голоса стали слышны лучше. Они пели какую-то странную древнюю песнь, возникшую раньше самого человечества… Они пели ее под мерный перезвон маленьких колокольчиков, доносившийся из морских глубин… под бой барабанов из алых морских кораллов… под аккомпанемент арф — арф со струнами лиловыми, фиолетовыми и шафранно-желтыми.
Я поднимался и поднимался, пока песня и бой барабанов, перезвон и пение арф не слились в один голос… голос Дахут.
Она была близко, я слышал ее пение, но не видел ее. Я не видел ничего, кроме зеленой мглы, и она быстро темнела.
Ее голос был сладок, он не ведал жалости… в ее песне не было слов, но я понимал, о чем она поет…
Я попытался что-то сказать и не смог, попытался шевельнуться — и не смог. А песнь все звучала и звучала…
Внезапно я почувствовал свое тело. Сперва покалывание, затем тяжесть, а потом мучительную боль. Но я пребывал вне собственного тела. Оно лежало на широкой кровати в комнате, чьи стены закрывали гобелены. В комнате, залитой розовым светом. Свет не достигал меня, свернувшегося у ног собственного тела. На лице у меня были три алых отметины от кнута, а в изголовье кровати стояла сама Дахут, обнаженная, и ее золотистые волосы, собранные в две косы, спускались меж ее грудей. Я знал, что мое тело не мертво, но Дахут не смотрела на него. Она смотрела на меня… чем бы я сейчас ни был… скрючившегося у собственных ног…
Комната, мое тело, Дахут — все растаяло. Я полз, полз сквозь тьму — будто пребывал в тоннеле, ибо со всех сторон меня окружало нечто твердое, — и наконец темнота передо мной сменилась серым сумраком. Я выполз из тьмы и очутился на краю поляны камней, у подножия монолитов. Луна уже садилась, и камни чернели в предрассветных сумерках.
Подул ветер, и, будто лист, я полетел среди каменных глыб.
«Что же со мной случилось, почему я парю, как лист на ветру?» — подумал я.
Я почувствовал негодование, ярость.
«Ярость тени!» — мелькнула мысль.
И вот я оказался у одного из камней. Он был черен, но тень, что была еще чернее, выделялась на его фоне. Судя по этой тени, человека, — которого, впрочем, нигде не было, — закопали в землю по колени. Рядом стояли другие монолиты, рядом с каждым из них трепетали такие же тени… тени вкопанных в землю людей.
Тень, что была ближе всех ко мне, дрогнула, будто тень от огонька свечи, колышущегося на ветру. Она склонилась ко мне и прошептала:
— В тебе есть жизнь! Живи, тень, и спаси нас!
— Я тень… Лишь тень, как и вы… — прошептал я. — Как я могу вас спасти?
Тень, лежавшая у камня, изогнулась, вздрогнула.
— В тебе есть жизнь… убей… убей ее… убей его…
— Убей… сперва… ее… — прошептала тень за мной.
— Убей… убей… убей… — пронесся шепот среди монолитов.
Налетел еще один порыв ветра, и, увлекаемый им, я подлетел почти к самому порогу пирамиды. Шепот прикованных к монолитам теней зазвучал громче, он словно погасил ветер, что гнал меня к пирамиде… встал барьером между пирамидой и мной… отбросил меня назад, вышвырнул прочь с поляны камней….
Пирамида и монолиты исчезли. Исчезли луна и земля. Я был тенью… в краю теней… без звезд, без луны, без солнца. Лишь сумерки, окутывающие серый, блеклый мир. Я стоял посреди широкой равнины, где не было горизонта. Все виделось мне плоским, как на гигантском холсте художника. Но я знал, что в этом мире существуют пространство и расстояние, существуют формы. Я был тенью, смутной, бестелесной. Но в то же время мог видеть и слышать, чувствовать вкус и прикосновения, и я знал об этом, потому что хлопнул в ладоши и почувствовал это, а на языке и в горле у меня ощущался горьковатый привкус пепла.