Колесо страха

Впереди виднелись силуэты гор, будто огромные куски черного нефрита, кажущиеся плоскими, отличающиеся друг от друга лишь оттенком черноты. Казалось, что можно коснуться их, лишь вытянув руку, но я знал, что они находятся очень и очень далеко. Мои глаза — мое зрение, как бы оно сейчас ни работало, стало острее. Я стоял по щиколотку в темной призрачной траве. Кое-где я заметил вкрапления цветов — я знал, что они должны быть нежно-голубыми, но мне виделись скорбно-серыми. А призрачные лилии — они казались мне не золотистыми, не алыми, но серыми — покачивались на ветру, дуновения которого я не ощущал.

В вышине послышались тонкие бархатистые трели. Стайка призрачных птиц пролетела надо мной, устремившись к далеким горам. Они скрылись во мгле, но их трель не умолкла, обратившись голосом Дахут.

«Ползи, тень! Алкай! Жажди!»

Мой путь лежал к горам — его указали мне призрачные птицы. На мгновение мое сознание взбунтовалось, и я подумал: не бывать тому. Это лишь иллюзия. Я останусь здесь…

Но затем вновь послышался безжалостный голос Дахут: «Ползи, тень! Узнай, морок ли это!»

И я пошел вперед к черным горам, ступая по темной траве.

Позади я услышал приглушенный стук копыт. Я обернулся. Там ехал всадник на огромном боевом коне, закованном в броню. Тень, восседавшая на нем, тоже была в доспехах, крупная и широкоплечая, без шлема, но с головы до пят облаченная в кольчугу. На поясе у нее висел боевой топор, а на спине — обоюдоострый меч. Скакун был близко, но стук его копыт оставался едва слышен, будто далекий гром. Я видел, что за этим призрачным всадником мчались другие, пригибаясь к шеям своих лошадей. Человек в доспехах остановил коня рядом со мной и взглянул на меня, опустив тусклые карие глаза.

— Незнакомец! Девой Марией клянусь, я не оставлю одинокого путника на растерзание волкам, что следуют за мной. Давай, тень… Забирайся!

Он схватил меня и затащил на лошадь, перекинув через ее круп позади себя.

— Держись крепче! — вскричал всадник и пришпорил серую лошадь.

Она помчала вперед, и вскоре плоские горы уже казались значительно ближе, и меж ними виднелось ущелье. У входа в ущелье всадник остановился, оглянулся и расхохотался.

— Теперь они нас не настигнут… — сказал он, а затем добавил: — Но я не понимаю, почему так устала лошадь. — Затем его призрачное лицо обратилось ко мне. — Не знаю… Похоже, в тебе осталось слишком много жизни, тень. Тот, что отбрасывает тебя, еще не мертв. Но тогда что ты здесь делаешь?

Он поднял меня и осторожно поставил на землю.

— Видишь! — Палец всадника указал на мою грудь.

Из нее выходила тонкая мерцающая серебристая нить. Она тянулась в ущелье, будто указывая мне путь… Казалось, она исходила из моего сердца. Серебристая нить, а мое сердце — клубок, и этот клубок разматывается, разматывается…

— Ты не мертв! — В голосе призрака слышалась жалость. — Значит, ты должен быть голоден… и испытывать жажду… Пока не утолишь их там, куда ведет тебя нить. Полутень, меня отправила сюда ведьма Беренис д’Азле из Лангедока. Но мое тело обратилось в прах, и я давно питаюсь пищей теней. Оно уже давно стало прахом, полагаю я… но в этом месте не существует времени. Это случилось в год Господень тысяча триста сорок шестой. Из какого года ты?

— Я родился почти шесть столетий спустя, — ответил я.

— Так долго… — прошептал он. — Так долго… Кто отправил тебя сюда?

— Дахут из Иса.

— Королева Теней! Она отправила сюда многих. Прости, полутень, но дальше я не повезу тебя.

Внезапно всадник хлопнул себя по бокам и рассмеялся.

— Шесть сотен лет прошло, а я все еще разжигаю страсть в сердцах прелестниц. Конечно, мои зазнобушки призрачны — но ведь и я теперь таков. И я все еще могу сражаться. Беренис — моя тебе благодарность. Святой Франциск, позаботься о том, чтобы Беренис было не так жарко в аду, где она, без сомнения, сейчас находится. — Он склонился ко мне и хлопнул по плечу. — Но свою ведьму ты убей, мой наполовину собрат. Если сможешь!

Он поскакал в ущелье. Я пошел следом. Вскоре всадник скрылся из виду. Я не мог сказать, как долго шел, — в этих краях воистину не существовало времени — но в итоге очутился с другой стороны ущелья.

По ту сторону черных нефритовых гор раскинулся сад, где росли бледные лилии. В его центре темнели воды пруда, и я увидел, что его дно и берега выложены черным янтарем. В пруду тоже плавали лилии — черные, ржаво-красные и серебристые.

В этот момент я почувствовал первый позыв ужасающего голода, первый приступ ужасающей жажды…

На широком янтарном берегу нежились семь обнаженных девушек, семь красивых… призрачных серебристых девушек. Одна лежала, уперев подбородок в ладони, в ее сапфировых глазах застыла печаль. Другая сидела, опустив стройные ножки в черную воду пруда, и ее волосы были темнее, чем вода в нем, они ниспадали ей на плечи, изумрудные глаза сулили усладу…

Они встали, все семеро, и подошли ко мне.

— В нем слишком много жизни, — сказала одна.

— Слишком много, — согласилась другая. — Но недостаточно.