Колесо страха

— Я хочу, чтобы вы ее схватили. Похитили, или как там это называется. Все нужно сделать очень тихо. Как именно — это решение я предоставляю вам, поскольку сам не разбираюсь в подобных вопросах. Главное, чтобы все было сделано быстро. И тихо. Как можно дальше от лавки. Заткните девушке рот и свяжите ее, если будет такая необходимость. Но доставьте ее мне. Затем тщательно обыщите машину. Привезите девушку ко мне домой вместе с тем, что вы обнаружите в ее автомобиле. Вы меня поняли?

— Пусть только сунется из лавки, и мы ее сцапаем, не сомневайтесь. Хотите устроить ей допрос с пристрастием?

— И это тоже. Я хочу посмотреть, что станет делать Мэндилип. Возможно, нам удастся спровоцировать ее на какие-то поступки, которые позволят нам избавиться от нее, не нарушая закона. Нам нужно перевести ее в правовое поле. Кроме того, вероятно, у нее есть и иные прислужники, невидимые, незримые. Я намерен лишить ее видимой приспешницы. И тогда, возможно, незримые слуги покажутся нам. Или это ослабит ее.

— А она вас, знать, неплохо так приложила, а, док? — Макканн с любопытством посмотрел на меня.

— Так и есть, — немногословно ответил я.

Громила замялся.

— А боссу расскажете? — наконец спросил он.

— Возможно. Сегодня вечером. Это зависит от его состояния. А что?

— Ну, если мы собираемся вроде как провернуть похищение, то босс, я думаю, должен знать.

— Макканн, Рикори ведь велел вам выполнять мои распоряжения как его собственные. Я беру на себя полную ответственность.

— Хорошо.

Я видел, что он все еще сомневается.

Что ж, если Рикори будет хорошо себя чувствовать, то у меня не останется никаких причин утаивать от него случившееся при моей встрече с мадам Мэндилип.

С Брейлем ситуация была иной. Я все больше подозревал, что он и Уолтерс любили друг друга, а потому я не мог рассказать ему о распятой кукле — пусть даже сейчас я думал о ней не как о кукле, а как об Уолтерс. Я знал, что, если расскажу Брейлю об этом, ничто не удержит его от нападения на мадам Мэндилип. А этого мне не хотелось.

Но в то же время я ощущал острое нежелание рассказывать Рикори подробности. То же касалось и Брейля, а ведь ему я мог открыть все, кроме истории о кукле Уолтерс. И почему то же чувство возникало у меня и в отношении Макканна? Я списал это на попранное самолюбие.

Мы остановились перед моим домом. Было около шести. Прежде чем выйти из машины, я повторил свои инструкции. Макканн кивнул:

— Ладно, док. Если она выйдет, мы ее возьмем.

Войдя в дом, я обнаружил записку от Брейля: мой ассистент ушел по делам до вечера. Я был этому рад, страшась его расспросов. Медсестра сообщила, что Рикори спит. Его состояние значительно улучшилось. Я попросил медсестру сказать ему, если он проснется, что я зайду к нему после ужина. Перед едой я решил немного отдохнуть и прилег на диван, надеясь подремать.

Но сон не шел. Стоило мне немного расслабиться, как перед моим внутренним взором возникало лицо мадам Мэндилип, и я вскидывался в холодном поту.

В семь я плотно поужинал, намеренно выпив в два раза больше вина, чем я себе обычно позволяю. Потом я заварил себе крепкий кофе. После ужина мне стало намного лучше — мой разум работал безукоризненно, никто не влиял на мою волю. Или мне так казалось?

Я решил рассказать Рикори о моих планах по похищению девушки. Я понимал, что придется отвечать на вопросы Рикори о визите в лавку кукольницы, но я продумал историю, которую расскажу ему… И тут я с ужасом осознал, что рассказать другую историю у меня не получится! Осознал, что я вообще не могу разговаривать с остальными на эту тему, даже если бы пожелал. Осознал, что это проявление постгипнотического внушения. Пока я был в трансе, мадам Мэндилип наложила ограничения на мою волю, те же ограничения, которые заставили меня оцепенеть, а потом выйти из ее магазина, точно робот. Те же ограничения, которые теперь не пускали меня в ее лавку. Когда я погрузился в сон под воздействием ее гипноза, мадам Мэндилип повелела мне: «То-то и то-то вы не должны рассказывать. Это и это вы рассказывать можете».

Я не мог говорить о кукле-школьнице с ангельским личиком и шпагой размером с булавку, кукле, оборвавшей нить жизни Гилмора. Я не мог говорить о кукле Уолтерс и ее распятии. Не мог говорить о том, что мадам Мэндилип фактически взяла на себя ответственность за убийства, расследование которых и привело нас к ней.

Тем не менее осознание сути происходящего придало мне сил. Речь, по крайней мере, шла о чем-то понятном, достоверном, никаких темных сил или ведовства. Все укладывалось в представления моей же науки. Я сам много раз работал с пациентами подобным образом, исцеляя их сознание таким же постгипнотическим внушением.