— Именно поэтому, сэр, — прервал его Билл, — у меня были свои причины для того, чтобы разбираться во всем самому. И я готов обосновать эти причины для вас. — Прежде чем Лоуэлл успел что-то возразить, Билл продолжил: — Я сказал ему: «Это всего лишь галлюцинация, Дик. Плод твоего воображения. Но сейчас твоя болезнь уже перешла в опасную стадию. Тебе стоит поужинать и остаться у меня ночевать. Если ты не согласишься, я заставлю тебя силой». Он взглянул на меня, и я заметил проблеск любопытства в его глазах. «Но если это всего лишь галлюцинация, какой в этом прок, Билл? Мое воображение никуда не денется. Если я брежу, то разве не смогу в бреду увидеть Бриттис в твоем доме?» — «Черт побери! — взорвался я. — Ты остаешься здесь, и делу конец!» — «Согласен, — кивнул Дик. — Почему бы не попробовать». Мы завершили ужин. Больше я не позволял ему говорить о тени. Затем я подмешал ему в стакан сильное снотворное. Собственно, накачал его лекарством. Через некоторое время Ральстона начало клонить в сон, и я уложил его в кровать. И подумал: «Дружище, если ты проснешься раньше, чем через десять часов, то я коновал, а не доктор». Мне нужно было сходить в больницу. Вернулся я уже после полуночи. Я постоял у двери Дика, думая, не побеспокою ли его, если войду. Решил не заходить. В девять утра на следующий день я заглянул к нему в комнату. Там никого не было. Я спросил слуг, куда подевался мистер Ральстон, но никто ничего не знал. Когда я позвонил к нему домой, тело уже увезла полиция. Я ничего не мог поделать, и мне нужно было время, чтобы подумать. Время на собственное расследование, учитывая и кое-что еще, что Ральстон рассказал мне. Я не стал говорить об этом сегодня, поскольку эта история не имеет отношения к его симптомам. Вас ведь интересовали только его симптомы, верно? С профессиональной точки зрения?
— Именно так. — Де Керадель кивнул. — Но я пока не вижу в вашем рассказе никаких свидетельств того, что это могли быть не галлюцинации. Возможно, в упущенных вами подробностях есть какая-то информация, которой я мог бы …
— Подождите, — довольно грубо перебил его я. — Билл, ты сказал, что эта Бриттис — тень, или галлюцинация, или что там еще, заявила Дику, что якобы она вовсе не демон, не суккуб. Чем же она была? Она не объяснила Дику? Мне показалось, ты собирался рассказать нам об этом, но потом тебя отвлекли.
Билл поколебался.
— Она сказала, что была обычной девушкой, жившей в Бретани. А потом ее превратили… в тень.
Мадемуазель Дахут звонко рассмеялась, запрокинув голову.
— Тень той самой злобной Дахут Белой, Ален де Карнак. — Она коснулась моей руки. — Одна из моих теней!
— Вот как… — Де Керадель сохранял невозмутимый вид. — Теперь я понимаю. Что ж, доктор Беннетт, если принять вашу теорию, то какова же цель ведьмы?
— Деньги, я полагаю. Надеюсь выяснить это в ближайшем времени.
Доктор де Керадель откинулся на спинку стула, добродушно глядя на Лоуэлла.
— Не обязательно деньги. Процитирую доктора Каранака: «Все люди искусства получают удовольствие, когда находят шедевр». Это могло быть искусство ради искусства. Самовыражение истинного творца. Гордость. Однажды я был близко знаком с одной женщиной — безусловно, люди суеверные назвали бы ее ведьмой. И она гордилась своими творениями. Полагаю, вас это заинтересует, доктор Лоуэлл. Я познакомился с ней в Праге…
Я увидел, как Лоуэлл вздрогнул.
— Она была настоящей мастерицей, человеком искусства, творившим свои произведения, — невозмутимо продолжил де Керадель. — Или, если вам больше нравится такая формулировка, доктор Беннетт, она практиковала ведовство — исключительно для собственного удовольствия от созерцания своих шедевров. По слухам, кроме всего прочего, она могла взять часть души того, кого убивала, и поместить эту часть в куклу, выглядевшую в точности как убитый. А затем она управляла этими куклами… — Де Керадель заботливо подался вперед. — Вам плохо, доктор Лоуэлл?
Лоуэлл побелел, он не сводил с де Кераделя взгляда. В его глазах читалось смутное узнавание. Но Лоуэлл взял себя в руки.
— О, простите, у меня приступ мигрени. Такое иногда со мной бывает. Ничего страшного. Прошу вас, продолжайте.
— Да, она была великолепна, эта… м-м-м… ведьма, как вы выразились бы, доктор Беннетт. Хотя я не назвал бы ее ведьмой, скорее она была хранительницей древних тайн, утраченной мудрости. Из Праги она переехала в этот город. Когда я прибыл сюда, то попытался отыскать ее. Я узнал, где она жила, но — увы! — и та женщина, и ее племянница погибли при пожаре. Их дом сгорел, а в нем — все созданные ею куклы. Почему начался пожар — неизвестно. Загадочный случай, загадочный. Откровенно говоря, узнав об этом, я испытал облегчение. Признаться, я был рад, поскольку боялся этой кукольницы. Я не держу зла на тех, кто привел ту женщину к ее гибели, — если пожар вообще устроили преднамеренно, конечно. Собственно, мои слова могут показаться бессердечными, но вы, дорогой мой доктор Лоуэлл, поймете меня, уверен. В какой-то мере я даже благодарен ее убийцам — если ее убили.