Тем вечером я пригласил Рикори отобедать со мной и Брейлем у меня дома. Рикори приехал в семь, попросив шофера забрать его в десять. Как и всегда, мы сели за стол. Макканн остался в гостиной, вгоняя в краску двух моих медсестер, — в доме у меня частный врачебный кабинет, а во флигеле — палата для пациентов. Ему нравилось разыгрывать перед девушками гангстера, точно сошедшего с кинопленки.
Закончив есть, я отпустил дворецкого и перешел к делу. Вскоре я изложил Рикори все данные, которые мне удалось получить от коллег, заявив, что я обнаружил семь случаев совпадения симптомов. Я расспросил его о Гортензии Дарнли и Мартине, сославшись на соседство с Петерсом. Но, как оказалось, Рикори при заполнении бумаг в больнице указал не совсем правду. Квартира в том доме действительно принадлежала Петерсу, но проживала там его сестра вместе с мужем и маленькой дочкой. Петерс обожал племянницу и часто бывал у них дома. Итак, слова Рикори об отсутствии у пациента ближайших родственников также оказались ложью. Извинившись, Рикори предложил поговорить с Макканном — тот был знаком как с Гортензией, так и с ее любовником. Доктор И. не ошибся — Мартин вращался в тех же кругах, что и люди Рикори. Но Макканн не поведал нам ничего нового, сказав лишь, что Гортензия и сестра Петерса были подругами. По словам южанина, Дарнли часто приходила к соседке и «аж тряслась над ее малявкой». Отправив Макканна обратно в гостиную, я задумался.
— Как бы то ни было, вы можете выбросить из головы мысль о том, что смерть Петерса связана с вами, — заявил я. — В том числе и появление свечения в клетках крови.
При этих словах лицо гангстера побелело. Рикори перекрестился.
—
— Глупости, друг мой. Забудьте об этих предрассудках. Мне нужна ваша помощь.
— Ничего-то вы не знаете, доктор Лоуэлл! Есть вещи, которые… — Рикори осекся. — Что от меня требуется?
— Во-первых, — сказал я, — давайте проанализируем эти восемь случаев. Брейль, у вас уже сложилась какая-то точка зрения по этому поводу?
— Безусловно. — Мой ассистент кивнул. — Я полагаю, что все восемь жертв были убиты.
ГЛАВА 3
Смерть медсестры Уолтерс
Я почувствовал, как во мне нарастает раздражение. Да, такая мысль мелькала и у меня в голове, но Брейль осмелился высказать ее вслух, не имея ни малейших доказательств своей правоты!
— Надо же, я и не знал, что вы у нас Шерлок Холмс, — саркастически хмыкнул я.
Ассистент покраснел, но продолжал настаивать на своей правоте:
— Они были убиты.
—
Я недовольно покосился на него и опять повернулся к Брейлю.
— Хватит ходить вокруг да около. Каковы ваши доказательства?
— Вас не было с Петерсом почти два часа, я же находился рядом практически от начала приступа до смерти бедняги. При осмотре у меня сложилось впечатление, что вся проблема в его сознании. Отказывались служить не тело, не нервная система, не мозг. А воля. Ну… не совсем так, наверное. Скорее, в результате волевого усилия вся деятельность организма оказалась направлена не на поддержание своих функций, а на самоуничтожение!
— Тогда вы пришли к выводу, что это не убийство, а самоубийство. Что ж, такое случалось и раньше. Я видел, как пациенты умирали, утратив волю к жизни…
— Я имел в виду не это, — перебил меня ассистент. — В этом случае пациенты ведут себя пассивно, просто отказываются от жизни. Тут же речь идет об активном действии.
— О боже, Брейль! — опешил я. — Не говорите мне, будто предполагаете, что все восемь пациентов умерли, силой воли заставив себя покинуть этот мир. И среди них одиннадцатилетний ребенок!
— Я этого не говорил, — покачал головой Брейль. — Мне показалось, что Петерс не сам принял это решение. Его воля покорилась кому-то другому. Чуждая воля подавила его сознание. Чуждая воля, которой он не мог или не хотел противиться. До самой смерти.
—
Подавив раздражение, я задумался. В конце концов, я уважал Брейля, он был человеком слишком разумным и здравомыслящим, чтобы сходу отметать его идеи.
— У вас есть версии того, как были совершены эти убийства, если это вообще были убийства? — вежливо спросил я.
— Ни одной.