Антонио закрыл глаза и беззвучно выдохнул. Ни один мускул не дрогнул у него на лице, но его начинало трясти.
— Сначала я подумал о вашей прекрасной женщине, — продолжал Фридман, — Но она так далеко. И потом… У вас оказывается есть кое-кто намного ближе, не правда ли? — мерзко улыбнулся он.
Антонио изо всех сил старался выровнять дыхание. Он ненавидел терять контроль.
— Вы хотите, чтобы я дал вам время подумать? — ласково ворковал Фридман. — Ну что же, извольте. Только я хочу вас сразу предупредить, синьор Гарсиа, чем дольше вы будете думать, тем больше развлечений придумают мои ребята с вашим голубком. — Он усмехнулся. — У него сегодня будет очень жаркая ночь.
Антонио рефлекторно дернулся в отчаянной попытке освободиться.
— Кажется, я попал в точку! — довольно улыбаясь, поднялся Фридман.
— Поверь, уже очень скоро ты будешь горько жалеть…— шипел сквозь разбитые губы Антонио, — что твоя мать не сдохла еще до того, как ты родился!
Острая боль прошила затылок и темнота обрушилась на него.
24
— Том! — воскликнул Антонио, распахнув глаза, и тут же застонал от пульсирующей в голове пронзительной боли. Губы были покрыты коркой запекшейся крови. Все тело ныло, при малейшем движении напоминая о своем существовании. Он помассировал виски. Стало гораздо хуже. Один глаз заплыл и плохо видел. Второй вроде бы моргал нормально. Антонио стиснул зубы и постепенно переместил отчаянно болящее тело в вертикальное положение. С одной стороны очень болела грудь — сломаны ребра? Ничего, бывало и хуже, главное развязали. Память возвращалась гораздо медленнее подвижности. Том... Он заставил себя проглотить подкативший к горлу колючий комок паники и постарался рассуждать логически. В Управлении Тома не тронут. Это, по крайней мере, неразумно. Возвращается Том поздно... Фридман блефовал. Точно блефовал. Он не знал наверняка, в каких они отношениях, и блефовал. А если нет? Как назло в отчаянно болящую голову тут же полезли всякие непотребные подробности с участием Тома и головорезов Фридмана. Антонио обхватил голову руками и постарался не завыть. Нет, он не посмеет его тронуть. Потому что тогда... Тогда... Кровь от гнева закипала в венах. С трудом встал и добрался до двери — закрыто. Пнул ее, треснул по ней кулаком и закричал. Не посмеет. Не тронет! Нет! Нет! Нет! Он блефовал. Блефовал...
Нет ничего хуже неизвестности. Нет ничего хуже бездействия. Хотелось позвонить. Всего один звонок, и самое позднее через час Фридмана повесят за яйца на Бранденбургских воротах. Только сначала... Мысленно он отомстил ему много раз. Фантазия подкидывала то одну пытку, то другую. Ему было наплевать и на свое разбитое лицо, и на переломанные ребра, главное, чтобы... Нет, это все блеф. Чистой воды блеф, не иначе.
Антонио сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и обдумывал план побега. Драться он умел, хоть и не любил, и всегда предпочитал решать вопросы при помощи оружия — так быстрее и надежнее. Сейчас оружия при нем не было, зато были крепкие руки и злость. При не очень большом численном преимуществе противника, шансы вырваться все-таки были. Впрочем... Антонио хищно прищурился... В бою ведь побеждает не тот, у кого численный перевес, а тот, кто умнее. Значит, надо думать на шаг вперед и работать на опережение, тогда все получится. Замок лязгнул и дверь открылась. Антонио все так же неподвижно сидел у стены, прислонившись к ней спиной. Сначала в помещение вошел высокий мордоворот, окинул взглядом пленника, оценил обстановку, только после этого появился Фридман и еще один охранник. Это, видимо, и есть те люди, которые его избили несколькими часами раньше.
— Синьор Гарсиа, отлично выглядите, — сиял белозубой улыбкой Джон.
— А у вас синяки под глазами, — хриплым голосом отозвался Антонио. — Плохо спали?
— Ну так что там с моими деньгами? — поинтересовался Фридман, пропустив сомнительный комплимент мимо ушей.
Антонио с огромным трудом поднялся и посмотрел на него сверху вниз.
— Не помню, когда вы назначали меня своей личной экономкой.
Он то и дело прикрывал глаза от блуждающей по телу боли и придерживался рукой за стену, чтобы не упасть. Главное, чтобы Фридман понял, что он слишком слаб, его не надо бояться, и подошел поближе. Фридман или один из его охранников. Лучше Фридман. У них хоть и разные весовые категории, но вряд ли плотный мужчина будет настолько проворным, чтобы успеть оказать достойное сопротивление. Антонио пошатнулся и привалился плечом к стене.
— К чему этот сарказм? Вы же знаете цену вашего глупого упрямства.
Фридман кинул в него какую-то грязную тряпку. Антонио едва успел подхватить.
— Узнаете?
Он развернул ее, и пол под ногами провалился — разорванная и окровавленная футболка Тома. Она была на нем утром. Он завтракал в ней... Антонио тщетно пытался собрать волю в кулак и совладать с бешено несущимся по венам, словно скоростной поезд по расхлябанным рельсам, пульсом. Руки предательски затряслись.