– Помнится, ты говорила, что это не больно, – сказал Мэт, – но… Каково это? Потерять то, что ты потеряла?
– Какое у тебя любимое блюдо, мастер Коутон? – поджала губы Сеталль. – Которое ты предпочел бы всем остальным?
– Матушкины сладкие пироги, – без промедления ответил он.
– Хочешь знать, каково это? Представь, что ты привык ежедневно лакомиться любимыми пирогами, но теперь тебя лишили такой возможности. А твои друзья объедаются ими до отвала. Ты им завидуешь, и тебе обидно, но в то же время ты счастлив за других, получающих это удовольствие вместо тебя.
Мэт помолчал, затем медленно кивнул.
– А почему ты ненавидишь Айз Седай, мастер Коутон? – спросила Сеталль.
– Ненависти к ним я не испытываю, – ответил Мэт. – Чтоб мне сгореть! Никакой ненависти. Но иногда выходит так, что мужчине нельзя заняться двумя делами без вмешательства женщин, а те хотят, чтобы первое дело ты сделал по-ихнему, а про второе напрочь забыл.
– Тебя вовсе не заставляют следовать их советам. Но могу заверить, что зачастую ты найдешь их весьма полезными.
– Иной раз, – снова пожал плечами Мэт, – мужчина предпочитает делать то, что хочет. А не выслушивать, что он занимается чем-то не тем, да и с ним самим не все в порядке. Такие вот дела.
– И это никак не связано с твоим… необычным восприятием знати? В конце концов, почти все Айз Седай ведут себя как знатные дамы.
– Против аристократов я ничего не имею. – Мэт разгладил куртку. – Просто не хочу становиться одним из них.
– Почему же?
На какое-то время Мэт задумался. Действительно, почему? Наконец он взглянул на ногу и натянул башмак обратно:
– А вот почему. Все дело в обувке.
– В обувке? – не поняла Сеталль.
– В ней самой, – утвердительно кивнул Мэт, не отвлекаясь от шнурования. – Все дело в башмаках.
– Но…
– Видишь ли, – Мэт потуже затянул шнурки, – многие не задумываются, какие надеть башмаки. Я про бедняков. Спроси у такого: «Какие сегодня наденешь башмаки, Моп?» – и он за словом в карман не полезет: «Ну, Мэт, поскольку у меня всего одна пара, ее-то я, пожалуй, и надену». – Он помолчал. – Хотя тебе, Сеталль, ответят по-другому, поскольку ты – не я, ну и так далее. Сама понимаешь, никто не станет называть тебя «Мэт».
– Это уж точно, – с улыбкой ответила она.
– Ну а если у кого деньжата водятся, вопрос башмаков стоит острее. Видишь ли, обычный человек вроде меня… – Он покосился на Сеталль. – Имей в виду, я самый обычный человек!
– Ну конечно. Самый обычный.
– Проклятье! Вот именно. – Мэт закончил возиться со шнурками и распрямился. – У обычного человека, как правило, есть три пары обуви. Самые дрянные башмаки сойдут для всякой неприятной работы. Они натирают в паре мест, и не исключено, что подметки кое-где протерты до дыр, но эти башмаки вполне годятся, чтобы защитить ноги. И случись изгваздать эту пару на полях или в амбаре, ты не сильно расстроишься.
– Ясно, – кивнула Сеталль.
– Далее, вторые по качеству, – продолжил Мэт. – Эти – на каждый день. В них ходят на ужин к соседям. Или, как в моем случае, если на битву идешь. Башмаки отличные, удобные, и ты не прочь надеть их, когда выходишь на люди.
– А самые лучшие? – спросила Сеталль. – Их надевают на праздники, по случаю событий вроде бала или ужина с местными сановниками?
– Балы? Сановники?! Кровь и пепел, женщина! Я-то думал, ты простая хозяйка гостиницы!
Сеталль слегка порозовела.
– Не хожу я ни на какие балы, – сказал Мэт. – Но если б ходил, то во второй хорошей паре. Если она годится, чтобы проведать старушку Хембрю, живущую в соседнем дворе, сойдет и для того, чтобы оттоптать ноги любой дуре, что рискнет со мной вытанцовывать.
– Тогда самые лучшие башмаки тебе зачем?
– Для дальней дороги, – ответил Мэт. – Любому фермеру известно, насколько важны в долгом походе хорошие башмаки.
– Ну хорошо, – задумчиво согласилась Сеталль. – Но какое отношение все это имеет к знати?
– Самое прямое, – заявил Мэт. – Неужто не понятно? Если ты обычный парень, то всегда знаешь, какую надеть обувь. В трех парах разобраться несложно. Да и жить проще, когда у тебя три пары башмаков. Но аристократы… Талманес говорил, что дома у него сорок пар сапог и прочей обуви. Представляешь? Сорок!
Сеталль улыбнулась.
– Сорок! Сорок треклятых пар! – повторил Мэт, качая головой. – И все совершенно разные. По паре под каждый наряд, и еще дюжина всяких разных, которые подходят к половине всей одежды. Сапоги для встреч с королями, с верховными лордами, с обычными людьми, башмаки зимние и летние, для дождя и сухой погоды… Проклятье! Есть обувь, которую надевают только в ванную. Лопин еще сокрушался, что у меня нет особой пары, чтобы ночью в уборную ходить!
– Понятно… То есть башмаки – это метафора, относящаяся к бремени ответственности и грузу принятия решений, возложенному на аристократию, принимающую на себя лидерство в непростых политических и социальных делах?
– Метафора… – Мэт нахмурился. – Кровь и пепел, женщина! Никакая это не метафора! Это просто башмаки!
Сеталль покачала головой и заметила:
– Ты мудрый человек, Мэтрим Коутон, и мудрость твоя весьма нетрадиционна.