Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

Теперь она плакала, вздрагивая всем телом. Ранд опустился перед ней на колени; воздух дрогнул, и свеча едва не погасла. Как эта женщина угодила к нему в сон? Она настоящая? Или порождена его сознанием? Ранд коснулся ее плеча.

Женщина взглянула на него. Покрасневшие глаза, гримаса боли на лице, с подбородка капают слезы.

– Прошу! – взмолилась она. – Нет, заклинаю! Я в его власти!

– Кто ты?

– Ты знаешь, кто я, – прошептала женщина и вцепилась ему в руку. – Прости. Мне так жаль! Я у него в руках, и каждый вечер он истязает мою душу снова и снова. Ох, умоляю, пусть это закончится! – Из глаз у нее опять хлынули слезы.

– Мы не знакомы, – возразил Ранд. – Я…

Эти глаза, прекрасные и внушающие ужас… Ранд ахнул и выпустил руку женщины. Лицо было другое, но душа… Он и впрямь знал эту душу.

– Майрин? Но ты мертва! Я видел, как ты умерла!

– Увы, – покачала головой она. – Как же я хочу умереть… Умоляю! Он перемалывает мне кости, ломает их, как сухие веточки, и оставляет умирать, а затем Исцеляет ровно настолько, чтобы я выжила. Он… – Женщина осеклась и задрожала.

– Что?

Широко раскрыв глаза, она обернулась к стене и выкрикнула:

– Нет! Он идет! Очернитель истины, Тень в сознании каждого из людей. Нет!

Она развернулась, потянулась к Ранду, но что-то удержало ее у стены, потащило назад; стена расступилась, и женщина исчезла во тьме.

Ранд прыгнул вперед, протягивая руку, но опоздал: он лишь мельком заметил, как Майрин падает в черную бездну.

Замерев, Ранд смотрел ей вслед. Поискал в душе спокойствие, но нашел только ненависть, тревогу и растревоженную гадюку физического влечения. Он только что держал за руку Майрин Эронайл – женщину, которую однажды называл «леди Селин».

Хотя большинству смертных она была известна под именем, которое взяла себе сама. Ланфир.

* * *

Лан смотрел вниз, на обезображенный пейзаж. По лицу хлестал колючий сухой ветер. Тарвиново ущелье – широкий каменистый перевал, заросший порченной Запустением нож-травой. Когда-то оно было частью Малкир. Лан снова дома. В последний раз.

По другую сторону ущелья сгрудились троллочьи войска. Тысячи. Десятки, если не сотни тысяч. Раз в десять больше армии Лана, собранной во время перехода по землям Пограничных земель. Обычно люди держали оборону на своей стороне ущелья, но Лан не мог так действовать.

Он пришел сюда, чтобы нанести удар во славу Малкир. Слева от него ехал Андер, справа – юный Кайзель Кандорский. Последнее время Лан что-то чувствовал, что-то вдалеке, и это смутное ощущение придавало ему сил. Изменились узы, а с ними и эмоции.

В глубине своего сознания он по-прежнему чувствовал великолепную, страстную, неравнодушную Найнив. Понимать, какими страданиями обернется не для другой, а для Найнив его смерть, было больно, но эта близость с ней – последняя близость – придавала ему сил.

Горячий и чересчур сухой ветер, от которого пахло пылью и грязью, вытягивал из глаз последнюю влагу. Лан заморгал.

– Годится, – сказал Кайзель.

– Что? – не понял Лан.

– Место для атаки.

– Да, – согласился Лан.

– По крайней мере, на первый взгляд, – поправился Кайзель. – Отважное решение. Пусть Тень увидит, что нас не сломить. Что мы не струсили. Ведь это ваша земля, лорд Мандрагоран.

«Моя земля», – подумал он. Да, так и есть. Он направил Мандарба вперед и прокричал:

– Я – ал’Лан Мандрагоран, лорд Семи Башен, защитник Стены Первых Огней и обладатель меча Тысячи Озер! Когда-то меня назвали Аан’аллейн, но я отрекаюсь от этого звания, поскольку отныне я не один. Бойся меня, Тень! Бойся и знай: я вернулся за тем, что мое по праву. Пусть я король без королевства, но все-таки – король!

С этими словами он поднял меч, и армия за спиной разразилась криками ликования. Лан послал Найнив последнюю и самую сильную волну любви, а затем шенкелями отправил Мандарба в галоп.

Армия устремилась вслед за ним. Все верхом – кандорцы, арафелцы, шайнарцы, салдэйцы, но в основном малкири. Лан не удивился бы, узнав, что здесь собрался весь народ его бывшего королевства, все, кто жив и способен держать оружие.

Они мчались вперед, подбадривая друг друга боевыми возгласами, поигрывая мечами и опуская пики. Копыта – раскатистее грома, голоса – громче бурного прибоя, честь – жарче пылающего солнца. Числом двенадцать тысяч конников, а против них – по меньшей мере стопятидесятитысячная армия.

«Этот день будут вспоминать с гордостью, – думал на полном скаку Лан. – Последняя атака Золотого журавля. Последний бой малкири».

Вот он, конец. И они встретят его с воздетыми клинками.

* * *