Перрин развернулся и увидел рядом женщину, стоявшую скрестив руки на груди. Её волосы изменили цвет с серебристого на тёмно-каштановый. Более того, её лицо тоже изменилось, став немного похожим на то, каким было раньше, когда он впервые увидел её около двух лет назад.
Перрин ничего не ответил, возвращая свой молот в петлю на ремне.
— Это слабость, Перрин, — сказала Ланфир. — В какой-то момент это казалось мне в Льюсе Тэрине очаровательным, но, как ни крути, это проявление слабости. Ты должен её преодолеть.
— Преодолею, — отрезал он. — Что она делала, там, с огоньками?
— Вторгалась в сны, — ответила Ланфир. — Она была здесь во плоти. Это даёт определённые преимущества, особенно, когда играешь со снами. Эта потаскушка считает, что знает это место, но оно всегда было моим. Было бы лучше, если бы ты её убил.
— Это была Грендаль, да? — спросил Перрин. — Или Могидин?
— Грендаль, — ответила Ланфир. — Хотя, опять же, нам не полагается так её называть. Ей дали новое имя — Хессалам.
— Хессалам, — произнёс Перрин, словно пробуя слово на вкус. — Я не знаю, что это значит.
— Оно значит «непрощённая».
— А каково твоё новое имя, то, которым мы теперь должны тебя называть?
Вопрос, как ни странно, вогнал её в краску.
— Не важно, — сказала она. — Ты искусен здесь, в
Перрин хмыкнул. Гаул с поднятым копьём пересёк небольшой просвет между палатками, его лицо закрывала
— Если ты следишь за мной, — сказал Перрин, — то знаешь, что я женат, и вполне счастливо.
— Я так и поняла.
— Тогда перестань смотреть так, будто я кусок говядины, подвешенный над прилавком на рынке, — прорычал Перрин. — Что Грендаль здесь делала? Чего она хочет?
— Я точно не знаю, — небрежно ответила Ланфир. — У неё в ходу всегда три или четыре плана одновременно. Не стоит её недооценивать, Перрин. Она не настолько искусна здесь, как некоторые другие, но она всё равно
— Я запомню, — сказал Перрин, подходя к месту, откуда Грендаль сбежала через врата. Он ткнул туда, где врата разрезали землю.
— Знаешь, ты мог бы это делать, — сказала Ланфир.
Он повернулся к ней.
— Что?
— Ходить туда и обратно в реальный мир, — ответила она. — Без помощи таких, как Льюс Тэрин.
Перрину не понравилось то, как презрительно она усмехнулась, произнося имя Льюса Тэрина. Она пыталась это скрыть, но он чувствовал исходящий от неё запах ненависти при каждом упоминании его имени.
— Я не способен направлять, — сказал Перрин. — Думаю, я мог бы представить, что умею это…
— Это не сработает, — сказала она. — Есть пределы тому, чего можно здесь достичь, независимо от силы твоего разума. Способность направлять принадлежит не телу, а душе. Однако
— Он не волчий брат.
— Нет, — сказала она. — Но он нечто подобное. Я, честно говоря, не уверена, что кто-то раньше обладал такими способностями. Тёмный что-то… сделал с этим Губителем, когда поймал его душу, или его души. Подозреваю, Семираг могла бы рассказать нам больше. Жаль, что она мертва.
От Ланфир совсем не пахло жалостью. Она посмотрела на небо, но оставалась спокойной и ничуть не волновалась.
— Кажется, ты уже не так сильно, как прежде, беспокоишься, что тебя обнаружат, — заметил Перрин.
— Мой бывший господин… занят. Наблюдая за тобой последнюю неделю, я редко чувствовала на себе его взгляд.
— Неделю? — поражённо переспросил Перрин. — Но…
— Время здесь идёт странно, — сказала Ланфир, — и барьеры самого времени ослабевают. Чем ближе ты к Скважине, тем больше искажается время. Для тех, кто направляется в Шайол Гул в реальном мире, дела будут обстоять не лучше. Для них пройдёт день, а для тех, кто находится дальше от Скважины, три или четыре.
Неделя? Свет! Как много всего произошло снаружи? Кто выжил, а кто умер, пока Перрин охотился? Ему бы следовало ждать на площадке для Перемещения, пока для него откроют врата. Но, судя по темноте, которую он видел через врата Грендаль, сейчас была ночь. До открытия врат, через которые Перрин вернётся обратно, может пройти ещё много часов.
— Ты можешь создать врата для меня, — сказал Перрин. — Путь туда, затем обратно. Ты сделаешь это?
Обдумывая его слова, Ланфир прогуливалась мимо одной из мерцающих палаток, проводя пальцами по исчезающему холсту.
— Нет, — наконец сказала она.
— Но…
— Если мы будем вместе, ты должен научиться делать такие вещи самостоятельно.
— Мы