Колян 2

Красная Ферма встретила их радостно. Вечером они устроили совместный ужин, поминали погибших и радовались встрече и успеху экспедиции. По рассказам оставшихся на Ферме, разбойники их не беспокоили – выбили их всех наглухо, жизнь входила в свою колею. Они с жадностью слушали рассказы пришедших о походе, с вытаращенными глазами восприняли рассказы о Корабле и с удивлением косились на оставшихся в живых израильтян – те резко отличались от казаков курчавыми чёрными волосами.

Лев остался в живых – он пришёл с Николаем на ферму, как и остальные выжившие израильтяне. На следующий день после прихода казаков на Ферму, во время обеда, он подошёл к Атаману и попросил его аудиенции. Они отошли в сторону, присели под большим, кряжистым дубом на травку и он заговорил:

– Атаман, у нас есть к вам просьба. Мы много скитались, воевали и до Катаклизма, и после, нас осталось совсем мало. Нам бы хотелось осесть, завести свои дома, семьи. Просим оставить нас жить тут. Я видел, тут много женщин, им нужна помощь, нам нужны семьи. Устали мы. Как вы смотрите на это?

– Да я не против. Только и тут вы будете не всегда в безопасности. Тебе уже рассказали, как мы освобождали этих женщин и что тут было? Покой нам только снится, учти.

– Да, я в курсе. Но мы будем защищать свои дома, свои семьи, а не только свою жизнь. Нам не привыкать, а Ферма напоминает мне кибуц в Израиле. Скорее всего, мы – последние израильтяне, оставшиеся в мире, растворимся в местном населении, но хоть частичку своей крови оставим.

– Ладно, я понял тебя. Я поговорю с казаками, часть их снимем с Фермы, думаю, они будут не против. Ну а вы останетесь тут. Только сразу скажу – это означает, что вы подчиняетесь всем уставам и законам казачьего войска. Все обязанности и права у вас будут как у обычных рядовых казаков. Это ясно?

– Ясно, конечно, – Лев повеселел и бодрым голосом продолжил. – Вы не пожалеете, атаман. Мы и воевать умеем, и хозяйство вести, и торговать – это у нас в крови.

– Здесь, Лев, будет одна из перевалочных баз, факторий по торговле солью и другими товарами. Ну, шагай.

Николай поднялся и, жуя травинку (никак не мог избавиться от этой дурной привычки), пошёл к казакам. Собрав их всех, он обратился к ним:

– Бойцы! С нами пришли израильтяне, их осталось немного, они хорошо послужили нашему делу. Почти половина их сложила голову за наш народ. Я думаю, они заслужили быть принятыми в наши ряды на общих основаниях. Им хотелось бы обосноваться тут, на ферме, вести хозяйство, завести семьи, в общем, поселиться тут основательно. Я согласился на это. Но нам нужно найти замену в караван, на их место. Я знаю, что вы уже тут прижились, не хочу насильно кого-то утаскивать – выберите на замену израильтянам по человеку, который уйдёт со мной и будет так же нести службу, как и раньше. В крайнем случае – совсем забирать вас отсюда не будем, и если кому хочется здесь жить, после прихода в Рось мы отправим его обратно. Главное довести караван до места, там всё наладим. Те, кто пойдёт со мной, пусть обозначатся взводному, послезавтра в путь. Разойтись. Отдыхайте.

Казаки стали расходиться, обсуждая выступление Атамана. Все сошлись на том, что он как всегда прав, да и они ещё слишком молоды, чтобы тут засиживаться. Караванщики были набраны уже через час, а израильтяне обсуждали с Николаем организацию обороны Фермы, ее структуру, в общем, всё, что нужно для нормального поселения. Николай в глубине души даже вздохнул с облегчением – по всему было видно, что будущее Фермы в надёжных руках – они будут защищать её не за страх, а за совесть и никуда не денутся от казаков. Лишних профессионалов не бывает. Это – не та Россия до катастрофы, в которой профессионалы никому не были нужны, и лишь чиновники-хапуги всё набивали и набивали карманы, пока Земля не смыла их с своего лика, как присохшее дерьмо.

Эти мысли пронеслись у Атамана в голове и ушли далеко-далеко, затянутые илом повседневных проблем и забот. Что там в Роси? Как Орда поживает? Враги рядом, о них не забыть, столкновение неизбежно. Вся суть таких государств, режимов, основана на агрессии, на праве сильного творить то, что он хочет – это показывала вся история кавказских войн, дореволюционных и в новой России. Николай не верил им не на грош, и знал – если хоть чуть-чуть дать слабину, поддаться им, показать, что могут победить – всё. Считай, жизни не будет – они будут лезть и лезть, как жирные зелёные мухи на падаль. Их можно только убить. Они понимают только силу. Не сказать, что он не уважал их – ему нравилось уважительное отношение их детей к старшим, но надо заметить – только к СВОИМ старшим, русского старика или старуху они могли унижать, бить, избивать – гяуры для них были никто, хуже грязи. Он отдавал должное их силе духа и мужеству. Они были сильными и умелыми воинами, всегда держались вместе и вступались за своих, в отличие от русаков, которые могли смотреть, как те же кавказцы унижают и избивают русака, и ничего не сделать им.