Личному охраннику Атамана запрещено иметь семью и детей вплоть до окончания его службы в охране.
Запах. Запах пищи был дразнящим и желудок запротестовал, издав урчание. Колян попытался открыть глаза. С трудом, не сразу, ему это удалось. Перед глазами мелькали радужные пятна, он не мог разглядеть ничего. Попытался шевельнуться. Руки, как огромные неподъёмные гири не слушались его.
Он мучительно стал вспоминать события последних дней, стараясь изо всех сил сфокусироваться на мыслях, поймать ускользающее воспоминание в раскалывающейся от боли голове.
«
Он постарался шевельнуть пальцами левой ноги и ему это удалось. Правой – удалось. Значит позвоночник цел. От счастья из его глаз полились слёзы.
– Ну-ну, Николай Фёдорович, всё нормально! – тёплая рука, пахнущая луком и печевом осторожно вытерла слёзы с его глаз мягкой тканью.
Он попытался разомкнуть пересохшие губы и хриплым, еле слышным голосом спросил:
– Что с мной? Где мы?
– Мы в арсенале, тут Михаил, Дима, казаки.
– А почему я двинуться не могу?
– Ну как почему – попробуй пролежи без движения полтора месяца!
– Сколько?!!!
– Полтора месяца. Ты без сознания был неделю, мы уж думали всё, пропал. А потом начал шевелиться немного, мы кормили тебя с Ксюхой с ложечки бульоном, больше ничего нельзя было, ты исхудал сильно, кожа да кости, силы-то откуда возьмутся. Ну, теперь на поправку пойдёшь.
– Сильно меня побило?
– Рёбра сломаны, голове сильно досталось, наверно трещина была, нога сломана в двух местах. Доктор тебе вправил всё, срастается, заживает хорошо, вот только никак ты очнуться не мог. Но ничего, мы с Ксюхой тебя подымем, не боись. Ребята заходят постоянно, вот только что Диман ушёл, жаль не застал ты его. Ну, ничего. Ещё придёт сегодня не раз – на мои сиськи пялиться.
Юлька захихикала.
– Сейчас я тебе мяса перетёртого дам с бульончиком, чтобы сил набирался. Давай вот, глотни ложечку, – она приподняла голову Коляна и осторожно заправила ложку ему в рот. Рот наполнился слюной и восхитительным мясным соком, приправленным какими-то травами для вкуса. Он глотнул раз, два, три.
– Ещё ложечку – за Юууулю, за Ксюхуууу, шалаву чёртову, где бродит, хрен её знает, за смертью посылать только! За Кооолюуу, – Коляну стало смешно – она разговаривала с ним как с дитём. Он задумался – неужели он так отвратительно выглядит? И пришёл к выводу, что чувствует себя ещё отвратительнее, чем выглядит. С этой мыслью он стал засыпать, краем уха слушая бормотание Юльки.
Следующий раз он проснулся уже вечером. В помещении раздавался громкий мужской голос. Он открыл глаза, теперь это удалось ему полегче, сфокусировался… Диман. Тот заметил, что Колян очнулся:
– Здорово, атаман! Живуч ты, однако! – он схватил Коляна за руку и потряс. Тут Колян заметил, что потряс он его одной рукой, правой. Второй рукав был заправлен внутрь штанов.
– Что с рукой? – прохрипел Колян.
– Да что… Отрезали руку, мать их, коновалов наших. Сказали – если не отрезали бы, сдох, – на лбу всегда весёлого, неунываемого Димана пролегла глубокая складка. – Теперь я калека. Не выгонишь, Атаман?
Он напряжённо вгляделся в Николая, точно пытаясь выяснить, как тот относится к такому бесполезному существу, как однорукий калека.
– Диман, ты козёл. Ты что говоришь-то! – Николай хрипло прошептал. – Лучше расскажи, что было за то время, что я валялся на боку. Я думал, что всё, кранты мне.
– Да и мы думали, что тебе кранты. Как танк по тебе жахнул – куда чего полетело-то. Уже днём тебя нашли – выкопали из-под стены, когда снаряд разорвался, тебя присыпало, еле нашли. Хорошо, что балка упала и не дала тебя присыпать как следует, вот ты и дышал. Но она же треснула тебя по башке так, что чуть не раздавила кумпол. Мы даже не были уверены – очнёшься или нет. Девки твои ухаживали за тобой всё время, не отходили. Они прилетели с подмогой, ну чисто фурии, помещение нашли, уложили тебя, кормят, поют, моют. Горшки выносят – кстати довольно вонючие, – Диман заржал.