Колян

Тут он поперхнулся чаем — вот бабьё! Уже всё обсудили и утрясли, пока он сомневался и переживал. А во–вторых — продолжила Катька, сделав вид, что не заметила его реакции, — раз Атаман кувыркается с девчонками, значит, силён ещё и может управляться с народом, честь ему и хвала. В походе он может спать, с кем захочет, она лукаво покосила глазом — и с теми, кто захочет с ним. Конечно, желающих хватает, вернее, все желают, и если Атаман хочет, она пригласит ещё парочку напарниц в постель. Но только после неё, когда она насытится. Она опять прыснула и, прижавшись к нему длинным упругим телом, провела ногтем черту по его животу так, что чуть кровь не пошла. Он вздрогнул, шлёпнул по её крепкой бесстыжей заднице, она запрыгнула на него и всё продолжилось снова и снова. Пока они спокойно не уснули, глядя в чёрное бархатное тропическое небо, покрытое яркими сияющими звёздами.

Через несколько дней на горизонте показалась громада Корабля. Этот левиафан возвышался над лесом, как пирамида Хеопса, как всегда внушая почтение и оторопь даже тем, кто уже видел его и был на его борту. Их караван был давно замечен сторожевыми поста и уже на подходе к кораблю их встретил наряд казаков. Они были веселы и довольны. Работы с кораблём продвигались хорошо, запасы на судне были огромны — имелись и мука, и сахар, и соль, и множество всякой одежды для персонала, и посуда, настоящие сокровища. У Корабля караванщики позволили себе отдохнуть два дня, давая коням восстановить силы. Это время Николай посвятил осмотру сокровищ, найденных на судне. Там было всё, что нужно для жизни.

Наконец караван продолжил свой путь. Дни проходили рутинно, тихо и без приключений, что немало радовало Николая. Вокруг было спокойно, шумел лес, кричали птицы и шныряли различные звери. Каждый вечер они готовили жаркое из дичи на костре, ночи прерывались лишь вскриками парочек — в общем, сплошная идиллия и, если бы не постоянные разгрузки–погрузки, путешествие можно было бы назвать курортным.

Красная Ферма встретила их радостно. Вечером они устроили совместный ужин, поминали погибших и радовались встрече и успеху экспедиции. По рассказам оставшихся на Ферме, разбойники их не беспокоили — выбили их всех наглухо, жизнь входила в свою колею. Они с жадностью слушали рассказы пришедших о походе, с вытаращенными глазами восприняли рассказы о Корабле и с удивлением косились на оставшихся в живых израильтян — те резко отличались от казаков курчавыми чёрными волосами.

Лев остался в живых — он пришёл с Николаем на ферму, как и остальные выжившие израильтяне. На следующий день после прихода казаков на Ферму, во время обеда, он подошёл к Атаману и попросил его аудиенции. Они отошли в сторону, присели под большим, кряжистым дубом на травку и он заговорил:

— Атаман, у нас есть к вам просьба. Мы много скитались, воевали и до Катаклизма, и после, нас осталось совсем мало. Нам бы хотелось осесть, завести свои дома, семьи. Просим оставить нас жить тут. Я видел, тут много женщин, им нужна помощь, нам нужны семьи. Устали мы. Как вы смотрите на это?

— Да я не против. Только и тут вы будете не всегда в безопасности. Тебе уже рассказали, как мы освобождали этих женщин и что тут было? Покой нам только снится, учти.

— Да, я в курсе. Но мы будем защищать свои дома, свои семьи, а не только свою жизнь. Нам не привыкать, а Ферма напоминает мне кибуц в Израиле. Скорее всего, мы — последние израильтяне, оставшиеся в мире, растворимся в местном населении, но хоть частичку своей крови оставим.

— Ладно, я понял тебя. Я поговорю с казаками, часть их снимем с Фермы, думаю, они будут не против. Ну а вы останетесь тут. Только сразу скажу — это означает, что вы подчиняетесь всем уставам и законам казачьего войска. Все обязанности и права у вас будут как у обычных рядовых казаков. Это ясно?

— Ясно, конечно, — Лев повеселел и бодрым голосом продолжил. — Вы не пожалеете, атаман. Мы и воевать умеем, и хозяйство вести, и торговать — это у нас в крови.

— Здесь, Лев, будет одна из перевалочных баз, факторий по торговле солью и другими товарами. Ну, шагай.

Николай поднялся и, жуя травинку (никак не мог избавиться от этой дурной привычки), пошёл к казакам. Собрав их всех, он обратился к ним: