Колибри

– Из полиции? Боже праведный, что случилось? – Кертту заволновалась.

– У нас к вам имеется пара вопросов.

– Так-так, а что за дело?

Анна присела рядом: казалось жестоким стоять рядом с кроватью и смотреть сверху вниз, как она лежит – такая хрупкая и беспомощная.

– Скажите, ваша дочь ночевала у вас позавчера?

– Она спит в другой комнате, – сказала Кертту, показывая куда-то дрожащей рукой.

– Спала ли здесь Каарина позавчера ночью? – повторил Эско вопрос.

– А какой тогда был день?

– Понедельник, третье октября.

– А какой сегодня день?

– Среда.

– Жалко, что не могу вам даже кофе предложить.

– Не страшно, мы уже пили.

– А вы кто такие?

– Из полиции.

– Боже праведный, что-то случилось?

Анна и Эско переглянулись. Бесполезно, медсестра оказалась права. Бабушка ничего не может доказать.

Эско повторно рассказал, зачем они пришли, а старушка только сетовала, что не может предложить им кофе.

Потом Кертту Вийтала замолчала. Ее пустые глаза уставились на что-то позади Анны. Она старалась нащупать пульт от телевизора, лежащий на ночном столике. Вскоре комната наполнилась рекламным шумом.

Анна попыталась было еще поспрашивать, но Кертту только молча лежала и смотрела телевизор, а потом и вовсе закрыла глаза, и если бы не легкий храп, то можно было бы подумать, что она умерла. Анна сделала телевизор тише и закрыла окно. Они вышли из квартиры. Солнца не было.

Анна предложила зайти в «Пингвин». Сочившийся из окон теплый свет зазывал прохожих заглянуть внутрь, туда, где огромные зеркала в золоченых рамах напоминали Анне о роскошных кофейнях Будапешта. Она подумала, что сюда, пожалуй, стоит заходить почаще. Здесь она могла представить, что она дома.

Анна не могла решить, что ей взять – булочку или пирожное. Усталость давила на глаза, сжимала плечи и лишала сил. Пожалуй, надо позвонить в поликлинику, иначе это плохо кончится.

Эско легонько постучал пальцем ей по спине. Сначала Анна подумала, что создала очередь, но причиной оказалась Вирве, сидевшая за столиком с какой-то девушкой. Ее светлые волосы были заплетены в длинную косу, спускавшуюся по индийской хлопковой тунике конопляного цвета. Девушка неловко поздоровалась, а затем сразу подозвала официантку и расплатилась.

И тут Анна вспомнила!

Она вспомнила, о чем знала и что она видела. По спине пробежала холодная дрожь, и пульс подскочил.

– Слушай, когда повторный допрос Вирве и Йере?

– Завтра.

– Супер. Я вдруг кое-что вспомнила. Это может оказаться важным.

– Что именно?

– Вирве весной ездила в Мексику. Я видела фотографию на ее странице в «Фейсбуке».

Эско тихо присвистнул. Вирве поглядывала на них, нервно подергивая рукава туники. Позвякивал знакомый браслет.

– Я же с самого начала говорил, что здесь не все чисто.

– Не пялься на них. Что ты будешь? – спросила Анна.

Девушки оделись и вышли из кафе, не оглядываясь.

– Кофе.

– Обычный? Здесь варят удивительный эспрессо, а еще эспрессо кон панна – можно двойной, макиато, капу…

– Просто кофе. Пожалуйста, большую чашку коричневого пойла третьей обжарки, процеженного через отбеленный бумажный фильтр, желательно сорта «Култа Катрийна»[60]. Ничего другого в рот не беру.

– Это как-то связано с твоей ксенофобией?

– Чё? Ничего подобного! Слышь, засунь эти свои словечки куда поглубже. Я и сам в состоянии купить себе кофе, если ты не хочешь угостить меня обычным. Я вообще не привык, когда меня угощают.

Анна купила Эско кофе, а себе какао со сливочной пенкой и сэндвич с ветчиной. Она почувствовала, как приободрилась. Поездка Вирве в Мексику не могла быть случайностью. Анна сидела с Эско в роскошном кафе и почти общалась с ним, хотя на улице осень пыталась переломить всех, кто бросал ей вызов. Еще несколько недель назад такое сложно было даже представить: в Эско произошла какая-то перемена, и Анна не очень понимала, с чем она связана. Но хотела знать.

– Почему ты больше не ненавидишь меня?

Эско посмотрел на нее с таким удивлением, что показался даже приятным: он явно не привык к чужой прямоте, хотя сам выдавал то, что думал, безо всякого стыда и не фильтруя базар, и смутился, когда кто-то сделал так же. «Удалось-таки его заткнуть», – удовлетворенно подумала Анна. Эско молча размешивал сахар.

– Скажем так, я по-прежнему ненавижу все то, что ты воплощаешь, но не ненавижу тебя лично – больше не ненавижу, – сказал Эско и посмотрел в сторону. И, кажется, покраснел.

– Ты не ответил на вопрос «почему»?

– Вот, блин, умеешь ты достать. Да не знаю я. Может, привык. Ты не такая.

– Не такая, как кто?

– Не такая, как другие понаехавшие.

– А многих ты знаешь? Так, чтобы лично.

– Я служил в полиции еще до того, как ваши сюда полезли. Я увидел перелом в обществе. Все началось с сомалийцев, потом потянулись югославы, курды, афганцы, потом африканцы, и вдруг вы начинаете лезть изо всех щелей, а мы должны всех кормить. Не выйдет. Такого я никогда не приму и не соглашусь, прости.

– Ты опять не ответил. Скольких понаехавших ты знаешь?

– Слушай, на работе я сталкиваюсь регулярно с сотнями иммигрантов и большая часть их подозревается в совершении преступлений: насилие, изнасилования, грабеж, наркотики…