Колибри

Семью Челкин вызвали в полном составе в участок, обеспечив работой весь отдел: на Рауно и Эско повесили Пейдара и Мехвана, на Сари – Зеру и Адан, а в Вантаа в то же время коллеги допросят дядю и тетю Бихар. Неожиданно для себя Анна почувствовала странное чувство удовольствия от того, что Эско и старший Челкин окажутся за одним столом во второй допросной. Собственно, Эско не возьмет роль хорошего следователя и не превратит допрос в милую беседу, и Анна была уверена, что Пейдар Челкин отправится домой, обосравшимся и полностью морально раздавленным, нет, даже не домой, а прямохонько в тюрягу, ожидать приговора, закованный в наручники. «Какая я кровожадная, – подумала Анна, – как это приятно!»

Они получили убежище, прождав более двух лет в центре приема беженцев. Рассмотрение дела затянулось, но они не исключение: если ты решил сюда приехать, надо ждать.

Берег моря. Остров Мунккисаари и кричащие чайки.

Теннис с Акосом.

Лицо мамы, вылепленное из беспокойства.

Воспоминания начали мелькать на сетчатке глаза, выходя шлаками из тайников памяти. «Надо перекурить. Объем шлака в организме должен быть стабилен», – усмехнулась она про себя.

Она всосала сигарету так быстро, что закружилась голова. «Ну вот, теперь и это началось – смолить на работе, – с досадой подумала она. – Пускай будет первый и последний раз, на этом и остановимся, а вчерашнее уже не в счет, потому что было и прошло». Анна раздавила окурок о край и бросила его в коричневую пропасть вонючей пепельницы. «Не будем брать это за правило», – решила она.

«Мы хотя бы быстро получили вид на жительство», – думала она, поднимаясь по лестнице в убойный отдел. После перекура это давалось тяжелее обычного.

Им не пришлось мучительно ждать месяц за месяцем, не пришлось бояться того, что опять придется бежать. Но тогда действовал чрезвычайный закон, и они наделялись привилегированным правом. А еще они были уже совсем, как бы сказать, европейцами: Акос с ирокезом и с записями финских панк-рок-групп на кассетах, потому что вместе с одним типом, проходившим альтернативную службу в центре приема беженцев, он создал свою группу. Интеграция Акоса тогда казалась таким естественным процессом.

Мама ненавидела его новых друзей.

На допросы в качестве переводчика в участок пригласили молодую курдскую женщину.

Бихар заявила, что обойдется без переводчика. Когда переезжаешь в страну в первом классе, то неизбежно усваиваешь ее язык лучше, а свой родной обречен на медленное умирание. Об этом Анна знала все, но сейчас ей не хотелось размышлять. Родители девушки почти не говорили по-фински, и переводчица предназначалась в первую очередь им. Анне пришлось навести справки в трех разных службах, что она не приходится родственницей семейству Челкин: здесь и без того придется потрудиться, чтобы докопаться до правды, а если еще и переводчик окажется нелояльным, то результат будет нулевой.

С чувством внутреннего удовлетворения Анна заказала переводчицу за час до начала допросов. Комментарий Эско насчет разбазаривания бюджетных средств она хорошо запомнила, но она также прекрасно знала, что почасовая оплата за разовые заказы является единственным доходом семьи переводчицы.

Анна положила в рот мятную карамельку, зашла в кабинет и пригласила Бихар войти.

– Этот допрос записывается, – сказала она, щелкнув видеокамерой, – допросы несовершеннолетних всегда записываются. Кроме того, ты должна знать, что как участница дела ты обязана говорить правду. Ты понимаешь?

Девушка кивнула на камеру.

– Ты позвонила в ночь с воскресенья на понедельник по телефону службы спасения, так ли? – начала Анна.

– Наверное, – ответила Бихар с вызовом в голосе и перевела взгляд с камеры на Анну.

– Почему ты позвонила?

Замешанная на вызове самоуверенность дрогнула. В какое-то мимолетное мгновение Анна заметила, что за темными глазами девушки прячется загнанное животное. Бихар закрыла глаза, глубоко вздохнула и открыла глаза снова. Страх был спрятан.

– Э-э-э… ну… мне что-то приснилось. Наверное, кошмар, вот я спросонья и позвонила. Я и сама толком не сообразила. Проснулась только, когда копы пришли к тете и начали расспрашивать. Только тогда я поняла, что случилось, что я нечаянно сделала.

– Что это был за сон?

Та едва заметно вздрогнула. Видимо, не ожидала вопроса, рассчитывая на то, что эти бравые полицейские уж точно не будут интересоваться ее снами, а попытаются сосредоточиться на вещах из реального мира.

– Да не помню я уже, – быстро ответила Бихар, – не помнила уже, проснувшись.

– И когда ты проснулась?

– Когда пришла полиция.

– И когда это было?

– Не знаю, что-то около четырех или пяти, после так и не смогла заснуть, уже почти утро было.

– Во сне ты видела своего отца?

– Не помню.

– Твой отец угрожал убить тебя?

– Во сне или по-настоящему?

– Без разницы. Угрожал?

– В жизни он никогда такого не делал. А про сон я не помню. Может, он и угрожал во сне, если я такого наговорила по телефону.

– Почему ты была в Вантаа?

– На выходные к родственникам приехала. Разве это запрещено?

– Что за родственники?

– Дядя и тетя.

– Как ты добираешься до школы?