– Полностью. Мои родители никогда не сделают мне ничего плохого.
– Отчего-то я тебе не верю.
– Наверное, потому, что вы из полиции. Вас обучили видеть во всем признаки криминала.
– Знаешь, ограничение свободы другого человека является преступлением. Угрожать убийством – это тоже преступление.
– Но со мной ничего подобного не случилось.
– Зачем ты тогда звонила в службу спасения?
– Я уже сказала.
– Ты говоришь неправду.
– Хорошо, признаю. Это была месть.
– Поясни.
– Я рассердилась, что они не отпустили меня на вечеринку с классом. Вот и решила отомстить.
– Это правда?
– Правда.
– Почему сразу не сказала?
– Не решилась. Я подумала, что это преступление или что-нибудь в таком роде, если начинаешь звонить в службу спасения по пустякам.
– Ну, это наказуемое деяние.
– Я сглупила. Не подумала. Была в бешенстве. Извините.
– А почему они не разрешили тебе пойти на праздник?
– Родичи сказали, что там распивают алкоголь. И это правда, тут против не попрешь.
– Через три месяца ты сможешь пойти. И даже выпивать, если захочешь.
– Так мой отец и сказал.
– Не сомневаюсь, – сказала Анна. – Спрошу в последний раз: тебе угрожают, Бихар?
– Нет. Поверьте же, наконец.
Анна вздохнула и прекратила допрос. Бихар убрала упавшие на лоб волосы под платок и туже завязала узел. Потом она глотнула воды из стакана и посмотрела в сторону видеокамеры. Анна встала и начала собирать бумаги. Девушка продолжала сидеть. Она рылась в кармане тренча, словно разыскивая что-то. Вдруг она поднялась со стула и уставилась в камеру. Затем она протянула руку Анне, попрощалась, а другой рукой приоткрыла борт тренча. Из-под него мелькнула яркая футболка, напомнившая подростковые рок-футболки Акоса.
– Спасибо и до свидания, – сказала Бихар, смотря на Анну молящим взглядом, как смотрят щенки, просящие угощения. Затем она бросилась к двери и выбежала из кабинета.
13
– У нас тоже не густо, ничего не удалось выудить. Все впустую. Талдычат только, мол, все это какая-то ошибка, никогда никому ничего плохого не делали, – сказал Рауно, пристраивая бокалы с пивом на стол перед Анной.
Они сидели на террасе в центре парка Алексинпуйсто. За день полицейское управление превратилось в ад для страдающего клаустрофобией. Допросы затянулись до вечера, но была пятница, а на улице лето выдавало последние аккорды. Столбик термометра перевалил за двадцать градусов. Слушая прогноз погоды, Анна почувствовала себя дурно – на следующую неделю обещали дожди и похолодание.
– Это наша последняя возможность, – мрачно сказала она Рауно до этого в комнате отдыха. В участке стихло. Хорошая погода, и народ разбежался праздновать выходные.
Видимо, Рауно опять не торопился домой.
– Что? Ну что вы, милочка, я дам вам еще одну возможность. Без паники!
Анна рассмеялась.
– Я имею в виду возможность посидеть на террасе в одной футболке, пить пиво под солнцем. Загорать и радоваться жизни. Пошли.
И они пошли в город.
Рауно большим глотком выпил половину пива и вытер усы от пены рукавом. Анна не торопилась, наслаждаясь солнцем и прохладным прикосновением пива к языку и горлу.
– В довершение всего девушка придумала, что случившееся было местью, что отец якобы не отпускал ее на тусовку.
– Ее родители сказали то же самое.
– Они договорились. Все это вранье. Сначала она утверждала, что увидела страшный сон и позвонила спросонья.
– Именно это утверждали поначалу ее родители, дескать, дочка у них всегда плохо спала, разговаривает во сне и лунатит. А потом они развели болтологию, что у них есть право запрещать своим детям ходить туда, где молодежь бухает, и что этого требует закон.
– В этом они правы.
– Тебе надо было видеть Эско! Этот старый расист кипятком ссал перед тем папашей, а потом сказал мне, что если бы наши финские папаши все были такими строгими, может, и дети не болтались бы без дела.
– Чего-чего? Эско настоящий расист?
– Не цепляйся к словам. Никакой он не расист по большому счету, изображает из себя эдакого мужика.
– Он мне так неприятен.
– Эско всем неприятен, разве что кроме этого Пейдара.
– Похоже, что все рассыпается.
– Похоже. Давай поговорим о чем-нибудь другом, не хочу о делах. Солнышко пригревает, – сказал Рауно и пошел за вторым пивом.
«Не спрашивает, буду я или нет, – подумала Анна. – Конечно, не спрашивает, потому что у меня еще этот не допит. В Финляндии никогда не спрашивают. И это хорошо».
– Я тут прикупила лампу для светотерапии, – сказала Анна, когда Рауно вернулся.
– С ума сошла. Зачем?
– Я впадаю в депрессию, думая, что совсем скоро наступит темень темная.
– Светотерапия плохо помогает. И вообще, депрессия от темного времени года – выдумка горожан. Оглянись, сейчас август, солнце светит, вон, муха жужжит. Сейчас это сейчас. Не стоит тратить время попусту, грустя о том, что еще не наступило.
– Согласна, купила на всякий случай. Ты сам откуда, из деревни?
– Да, родился в Мянтюкоски, тут неподалеку.
– Семья есть? – спросила Анна, хотя знала ответ. Сари обо всем рассказала еще в зале.
– Да, жена и двое детей.
– Сколько им лет?
– Четыре и пять, две девочки.
– Мило, – сказала Анна и улыбнулась.
– Пожалуй.