– Разумеется, исключаю! Они ведь и сами подружились, даже верхом вместе ездят – в смысле, вдвоём: детей отдают нам, мужьям, а сами каждое утро катаются по окрестностям.
– Это ничего не доказывает. Вы, например, можете подружиться с человеком и видеться с ним каждый день только потому, что испытываете к нему непреодолимую ревность.
– Да, но, поверьте, не в этом случае. Марина меня ни к кому не ревнует. Я ей верен, и она это прекрасно знает. А теперь скажите, ради бога, почему мне грозит опасность?
– Значит, Вы с этой Луизой Латтес не состоите в переписке, которая длится уже многие годы?
– Нет!
– Любовной переписке?
– Я же сказал: нет!
– И Вы сейчас говорите искренне, доктор Каррера?
– Конечно!
– Я должен спросить Вас ещё раз: Вы говорите искренне?
– Разумеется, искренне! Так вы ска...
– В таком случае я должен попросить прощения, но, вопреки моей убеждённости, которая, я Вас уверяю, была совершенно твёрдой, иначе я не пришёл бы сюда, Ваша жена не была со мной искренна, а, следовательно, Вы более не в опасности, как я считал, поэтому не буду Вам мешать. Пожалуйста, не обращайте внимания на этот визит, и прошу Вас о нём не распространяться.
– Что? Почему Вы встали? Куда Вы?
– Ещё раз прошу прощения, но я допустил серьёзную ошибку в расчётах. До свидания. Выход я най...
– Ну уж нет! Вы не можете вот так заявиться сюда, сообщить, что из-за бабского трёпа моей жены мне грозит опасность, допросить с пристрастием, а потом уйти, так ничего и не сказав! Теперь Ваша очередь! Говорите, не то я пожалуюсь в Ассоциацию!
– Пожалуйста, успокойтесь! Если честно, мне вообще не стоило приходить. Я, насколько мог, старался доверять тому, что Ваша жена рассказывала мне о себе и о Вас, и получил чёткое представление о поразившем её расстройстве именно потому, что всегда ей верил. Исходя из этих соображений и столкнувшись с ситуацией, которая показалась мне крайне серьёзной, я решил, что должен действовать вне границ, установленных профессиональной этикой, но теперь Вы утверждаете, что Ваша жена не была со мной искренна даже в самых элементарных вещах, а раз так, то, вероятно, не была и во многих других, включая те, что заставили меня поверить, будто Вы в опасности. Повторяю, это моя ошибка, за которую я могу только попросить прощения, но поскольку Ваша жена перестала ко мне приходить, я посчитал...
– Что? Моя жена больше к Вам не ходит?
– Да.
– И давно?
– Уже больше месяца.
– Вы шутите!
– Вы этого не знали?
– Даже не догадывался.
– Последний сеанс состоялся... гм... 16 сентября. И больше она не появлялась.
– А мне говорит, что продолжает ходить. По вторникам и четвергам, в четверть четвёртого я, как обычно, забираю Адель из школы, потому что Марина ходит к Вам. Вот и сегодня должна была идти.
– То, что она обманывает Вас, доктор Каррера, меня вовсе не удивляет. Проблема в том, что мне она тоже солгала.
– Ладно, допустим, кое в чём она Вам солгала. Но, простите, разве для вас ложь не более откровенна, чем скрытая правда?
– Для вас – это для кого?
– Для психоаналитиков. Разве не это вам нужно? Правда, ложь и прочее бла-бла-бла?
– И кто Вам такое сказал?
– Даже не знаю... Вы... то есть, психоаналитики... Разве не в этом состоит психоанализ? Меня с самого детства окружали люди, ходившие к психоаналитику, и я постоянно слышал, что, грубо говоря, сеттинг, перенос, сны, ложь – всё это имеет значение, поскольку помогает нащупать правду, которую пациент скрывает. Или нет? Ну, придумала Марина что-то – в чём проблема?
– Видите ли, если то, что касается Луизы Латтес, – всего лишь плод её фантазии, то ситуация кардинально меняется, и опасность грозит уже не Вам, а Вашей жене.
– Но почему? Что в этом страшного?
– Слушайте, мне очень жаль, но нам больше нечего обсуждать. И пожалуйста, не говорите жене, что я приходил.
– И Вы считаете, я Вас после этого отпущу? Я требую, чтобы Вы...
– Бесполезно, доктор Каррера. Если хотите, можете жаловаться в Ассоциацию: в конце концов, учитывая допущенную мной ошибку, я это заслужил. Но Вам никогда не выпытать у меня то, чего...
– Знаете, это не фантазии.
– Не понимаю.
– То, что Марина говорила о Луизе Латтес, – не фантазии. Это правда: мы видимся, пишем друг другу. Но только это не связь и даже не измена, а то, для чего у меня нет определения. И я не понимаю, откуда Марина об этом узнала.
– Вы всё ещё в неё влюблены?
– Это совершенно не важно. Важно, что...
– Простите, но я настаиваю: Вы всё ещё влюблены?
– Да.
– И в июне этого года встречались с ней в Лёвене?
– Да, но...
– А в письме несколько лет назад писали, что Вам нравится, как она ныряет с берега в воду?
– Да, но откуда...
– И вы с ней поклялись, чтобы не станете заниматься сексом, даже если захотите?
– Да, но в самом деле, откуда Марине это знать? И чего, спрашивается, Вы тянули? Почему не сказали сразу? Чёрт, мы ведь женаты, у нас ребёнок!
– Мне очень жаль, доктор Каррера, но Ваш брак давно в прошлом. Что до ребёнка, то у Вашей жены скоро будет ещё один, но не от Вас.
Увы (1981)