Мы, снова подростки, были в каком-то местечке вроде Болгери, только это был не Болгери, а нечто совсем другое, непохожее, но все мы чувствовали себя как дома. Я говорю «все мы», потому что народу в моём сне было много, хотя сам я с первой до последней минуты оставался один. Местечко это выглядело приморским, но, опять же, моря там не было; зато был осенний пейзаж, очень американский, и невероятно длинная, идущая под уклон улица под сенью порыжевшей листвы, а землю устилал густой ковёр цветочных лепестков. Я спускался по этой улице один, бегом, и одет был по-городскому, в замшевую куртку: справа от меня тянулись виллы и сады, слева – череда деревьев, а за ними море, только его не было ни видно, ни даже слышно, потому что, по правде сказать, его там и не было. В глубине улицы, где спуск заканчивался, стоял ваш дом, куда на вечеринку у бассейна собралось множество других ребят, но самого бассейна не было. Сплошь те же ребята, с которыми ты общалась, когда мы познакомились, – флорентийская золотая молодёжь, двадцатилетние тусовщики, только это были не они. Меня совершенно точно не приглашали, а вот мой брат Джакомо, напротив, поглядев на меня с сожалением и перекинув через плечо полотенце, вошёл в калитку. Но главное, Луиза, там была ты, потому что ты была повсюду и всё это место было тобой, а ты была всем, вплоть до самого начала дороги там, наверху, до порыжевшей листвы и безумного лепесткового ковра, по которому ты шла, и твой голос назначал мне свидание ближе к вечеру, когда кончится праздник, на который меня не пригласили, «в восемь часов без четверти»; и всё же, Луиза, тебя там не было, как не было ни Болгери, ни моря, ни бассейна.
И я был расколот, разделён надвое: с одной стороны – горечь от того, что меня не пригласили на вечеринку у бассейна, с другой – облегчение от осознания, что бассейна нет, а значит, вероятно, нет и вечеринки; с одной стороны – преклонение перед тобой, что была повсюду и делала это место таким чудесным; с другой – разочарование из-за твоего отсутствия, поскольку тебя там не было. С одной стороны – нелепая надежда заполучить хоть частичку тебя во время свидания «в восемь часов без четверти», с другой – печаль при виде Джакомо и остальных, входящих в твой сад, и невозможности последовать за ними. Твой голос, Луиза, связывал воедино всё это, включая меня, мою собственную жизнь, – он звучал словно за кадром, живописуя эту красоту; но только тебя там не было. Тебя там не было. Тебя там не было.