Прошла неделя, я получила первое жалованье и все деньги потратила на то, чтобы починить провода телефонной линии, тянувшейся к нашему дому, потом предстояло купить сам телефонный аппарат. Но пока надо было обойтись без разговоров с Антоном, когда я звонила вечером из автомата, трубку всегда брала госпожа Тэсс. Оставалось одно - просто решиться пойти к ним домой.
В воскресенье после обеда, небрежно бросив маме: "Схожу за книжкой", я направилась в район особняков, где жил Антон. Госпожа Тэсс не удивилась, увидев меня, она была занята на кухне, выглянула, держа на весу испачканные в тесте руки:
- Антон в саду, там где кусты, ты помнишь?
Кусты смородины, конечно, я помню... Я прошла по знакомой дорожке, за черешневыми деревьями небольшая полянка, открытый солнцу пятачок и скамейка, точнее, деревянный топчан.
Он лежал, но, услышав мои шаги, поднялся и нацепил свои округлые непроницаемые очки.
- Привет! - я остановилась в нескольких шагах. Он не ответил. - Я не смогла придти раньше из-за работы. Теперь я работаю на лесопилке, там кухня для военнопленных... Представляешь, целый день готовлю для пруссов.
Он сидел передо мной, как тогда на вокзале, немного ссутулившись, повернув лицо чуть в сторону. Светскую беседу поддерживать он явно не собирался. Я подошла ближе.
- Можно, я сяду? - он подвинулся, я села слева от него. Теперь его шрамы мне почти не видны, но я всё равно не смотрю на него. Я чувствую, как он напряжён, руки зажаты между колен. Почему-то я думаю о том, что он, наверное, не может постричь себе ногти... Однако, надо продолжить разговор.
- Аттестат у меня без троек, но пока другой работы нет...
Опять тягостная пауза.
- Антон, - шепчу я, - ответь мне, пожалуйста, скажи что-нибудь.
Он поводит плечами:- Что сказать?
- Хотя бы просто назови моё имя. Ты помнишь его?
- Мне не нужны ничьи имена. Даже своё.
По правде говоря, после таких слов остаётся одно - встать и уйти.
Но если бы моя капитуляция означала его победу...
- Знаешь,- бормочу я, - а я ждала тебя, готовилась. Даже печенье испекла, хочешь попробовать?
Внезапно он резким движением руки сбросил коробку на землю и навалился на меня, больно прижав лопатки к доскам. Кажется, я вскрикнула.
- Печенье? - прошипел он, - а может мне тебя попробовать?
Я изо всех сил старалась не разреветься.
- Откуда ты взялась, маленькая идиотка? Что тебе нужно?
-Ничего -,прошептала я, - ничего...
Он столкнул меня на траву:
-Уходи!
Я даже не встала, только немного отодвинулась. Нет уж, я не сдамся. Главное, чтобы в голосе не было слышно слёз.
- Я три года тебя ждала... Три года мечтала, как мы в этом саду...
- Гуляем и нюхаем цветы!?
- Что же плохого в цветах?
- То, что я их не вижу.
- Но нюхать-то можно.
Он не нашёлся, что ответить. Неужели раунд за мной? Нет, я ошиблась.
- Ничего нет, - крикнул он зло, - ни цветов, ни деревьев, ни сада, ни неба! Ничего!
- А что же есть?
- Палка, земля и вот эти доски.
- И я. Я тоже есть, Антон.
- Ты выдумала всю эту любовь, всё ты выдумала.
- Может быть... Может быть, любая влюблённость это самообман, но ведь переиграть ничего нельзя, вот в чём дело...
Слышал ли он меня? Мне казалось, он просто ждал, когда я уйду.
Я стала подбирать разбросанное в траве печенье.
- Я так давно здесь не была, с самого начала войны... Помнишь наши набеги за фруктами? Кстати, черешня уже поспела. Если ты позволишь мне встать ногами на скамейку, я угощу тебя черешней... Той, которой нет.
Я потянула к себе ветку и сорвала несколько ягод.
- Ты ведь больше не будешь толкаться, Антон?
Он молчал. Я старалась понять, что он чувствует, но лицо-маска непроницаемо. Неужели любые слова причинят только боль? Неужели любые?
- Мы всегда после экзаменов приходили сюда... И потом в сентябре... Как же мы объедались! Наверное, мы походили на саранчу. А потом неделю не вылезали из туалета.
Я положила ему в ладонь ягоды на сдвоенном черенке.
Мне показалось, или он действительно улыбнулся.
- И здесь же ты меня поцеловал. Помнишь? Мы играли, и я спряталась в пустом курятнике...
- Это был крольчатник.
- Ты вытащил меня за ноги, и моя юбка задралась почти до подбородка.
- Неправда, это было зимой , и на тебе были шаровары с резинками. Они могли открыть только щиколотку.
- Ах ты хитрюга! Ты всё помнишь, Антон!
- Зря ты это затеяла, - он выпрямился и что-то в его лице изменилось, - я не гожусь в женихи, Эля.
-Я ничего не затевала, я просто пришла тебя повидать.
Он провёл ладонью по скамейке, потом потянулся к земле - его трость лежала под ногами, но он нащупал не её, а перевёрнутую жестянку из-под печенья. Я подала ему то, что он искал - напоминающий очень узкую подзорную трубу цилиндрик.
- Забавная штука... Надо на кнопку нажать?
- Да, сбоку.
С приятным шелестом цилиндрик превратился в белую, сужающуюся к низу трость. Антон встал. Я подняла коробку со злосчастным печеньем.
- Я не буду тебе докучать, раньше следующего воскресенья я всё равно не смогу появиться. Ведь ты не против, если я приду через неделю?
***