Как жизнь может быть такой жестокой? Почему не бьется любимое сердце, которое жило еще несколько часов назад? И как заставить себя принять то, что оно больше никогда не сделает ответного удара, а родные глаза не откроются и не взглянут на меня с теплотой и любовью? С холодных губ больше не вспорхнет легкая улыбка, которая осветит твой мир и скажет: «Я люблю тебя. Всегда и везде.»
Тугой ком стоял в горле, мешая дышать, но я могла лишь судорожно сминать покрывало и глухо стонать от огромной обжигающей раны, расползавшейся внутри.
— Пора, — произнес Том, потрогав за плечо.
Кто-то отвел меня, и несколько мужчин подняли деревянные носилки и понесли их. Я как во сне последовала за ними в сторону от лагеря. Сгущавшиеся сумерки мешали идти, но мне было все равно, наступлю ли я на камень или упаду, разбив себе голову. Пару раз Том придерживал мое непослушное тело.
Смотря в темный зев неглубокой могилы, я чувствовала себя такой же пустой, как и она. Я не смогла сказать и пары слов на прощанье, когда ее забрасывали мелкими камнями и землей. Словно застыла от удушающего горя, понимая, что теперь папа останется здесь навсегда.
Все ушли, остался только Том. Он попытался отвести меня назад, но я прошипела, глядя ему в лицо:
— Пошел прочь! Оставь меня одну!
Как ни странно, он послушался, поднялся и не спеша двинулся в сторону лагеря. Отведя взгляд от его высокой фигуры, скрывшейся за поворотом, я рухнула на колени рядом с небольшим холмиком.
Неужели это будет последним пристанищем папы? Холодная серая планета, наполненная преступниками? Опустив голову, я усиленно дышала, пытаясь заплакать. Мне это было так нужно.
Я помнила, как чувствовала себя после неожиданной смерти мамы. Никак не могла смириться с ее потерей. Разве останавливается в один момент сердце у молодой и здоровой женщины? Тогда я тоже не плакала. Не могла. И с каждым днем словно теряла себя. Не ела, толком не спала, заперлась в комнате и не хотела никого видеть.
Но однажды нашла на подушке лист бумаги. Горько переживающий потерю любимой жены папа написал мне стих. Я перечитывала его всю ночь. Строчку за строчкой. Снова и снова я повторяла его до тех пор, пока слезы не хлынули ручьем. Они не прекращались так долго, что я уснула, все еще всхлипывая во сне.
Прислонившись лбом к холодным камням на могиле, я втянула носом сырость земли и попыталась вспомнить те строки. Они с легкостью всплывали в памяти, и я шептала их, словно молитву:
Поплачь, моя родная,
Открой засов с тоски.
Дай вылиться той боли,
Что жжет тебя внутри.
Не балуй, не лелей ее,
Она, как тихий яд,
Захватит и утащит
Тебя в свой личный ад.
Поплачь, моя родная,
Пусть слезы смоют боль,
Пускай они прольются,
Ты не держи. Позволь!
Ведь мама не вернется,
И только мы с тобой
Любить и помнить будем
Ее всегда живой.
Поплачь, моя родная.
Ругайся! Бей! Круши!
Но не держи ту ярость,
Что пьет твой свет души.
А после успокойся
И возврати контроль.
Не плачь, моя родная.
Мы вместе. Я с тобой!
(стихи автора)
Раз за разом повторяя слова, которые когда-то подарил мне папа, я шептала: «Мы вместе. Я с тобой, папочка!». Слезы брызнули из глаз, и я зарыдала, понимая, что отныне я совсем одна. Легла на холодную землю и, не сдерживаясь, плакала, орошая камни слезами той боли, которую может испытывать только человек, безвозвратно потерявший дорогое сердце.
Обняв могилу, я выла от горя, не замечая прохлады, проникающей под куртку, наспех накинутую на меня Томом. Что мне этот холод? Тот, что поселился внутри, так жжет и раздирает грудь, что трудно дышать. Больше я не боюсь холода. Я теперь и есть холод.
Сквозь судорожные всхлипы вдруг почувствовала, как нечто проникло внутрь меня. Нежно погладило и подарило успокоение. Оно шептало, что не нужно злиться и печалиться. Все идет так, как и должно. Стало чуточку легче, но злость и ярость быстро вернулись, прогоняя странное чувство безмятежности, дарованное незнакомцем. Пошел прочь! Кто бы ты ни был, мне не нужна твоя жалость.
Посветлевшее небо застало меня неподвижно сидящей и бездумно смотрящей в даль. Слезы сделали свое дело, выпустив то, что не позволяло мне думать. Теперь я могла размышлять, и голову наполнило лишь одно стремление — месть. Пусть это будет последнее, что я сделаю в своей жизни, но я убью этого проклятого мутанта!
ГЛАВА 30
От очередного душераздирающего крика хотелось закрыть уши. Стоя за скалой, я видел, как она лежит на холодной земле, тонкие пальцы судорожно цепляют камни на могиле отца, а хрупкое тело сотрясают невыносимые рыдания. Я мог понять ее состояние, но помочь ей было не в моих силах. Придет пора, и я все ей расскажу. Она вряд ли простит, но, возможно, поймет. Должна попытаться, а сейчас для нее время горя.
И я снова сморщился от почти физической боли, которая была в ее стоне. Не могу. Не хочу больше это слушать. Скоро рассвет, нужно, чтобы Том забрал ее. Слишком холодно. Хотелось подойти и самому обнять ее, утешить, согреть. Как тогда, при первой нашей встрече. Но этому не бывать. Теперь мы с ней по разные стороны.