Колючий иней

Перепрыгнула через огромную тушу и помчалась по коридору, слыша позади ругань и возню. «Не отключился» — пронеслось в голове, и я прибавила ходу. Дорогу запомнила хорошо и теперь бежала по пустынному тоннелю со всех ног.

У двери, за которой должен был находиться отец, сбавила темп, успокаивая рвущееся наружу сердце. Попробовала ее открыть, осторожно потянув на себя. На удивление она легко поддалась, и я прошмыгнула внутрь. От увиденной картины в ужасе замерла, хватаясь руками за стену.

На кровати лежал отец. И было что-то странное в его позе. Слишком расслабленная. Одна рука безвольно свесилась вниз, а остальное тело скрывал низко склонившийся над ним Севал. Что он делает? Когда его голова сместилась вбок, из моей груди вырвался крик боли.

— Папа! — закричала я и кинулась к нему.

Но резко остановилась, когда на мой голос повернулся Севал. От панического ужаса внутри все похолодело. Что? Что это такое? Его глаза горели красным, а губы были перепачканы кровью. Огромные клыки торчали над нижней губой. С них стекла густая капля и медленно поползла по подбородку.

Меня затошнило, и я судорожно зажала рот рукой. Широко открытыми от ужаса глазами я смотрела на постепенно принимающего человеческий облик Севала и не могла понять, что произошло. Перевела взгляд на пустые глаза отца, и крик боли застрял внутри, разрывая грудь адской резью. Я протянула к нему руки и нетвердым шагом направилась в сторону кровати.

— Папа, папа, — звала я его, не веря тому, что вижу перед собой.

Севал отскочил в сторону и быстро оказался позади меня, так и не произнеся ни слова. А я невидящим взглядом всматривалась в родное лицо, которое застыло навсегда. Мой рот открылся в беззвучном крике, из него вырвался лишь слабый писк.

Нет! Этого не может быть! Очнувшись, я стала судорожно проверять ему пульс, пачкая руки в крови, которая все ещё текла из укуса на его шее. Пульса не было. Словно в бреду я сложила ладони и начала делать прямой массаж сердца. Я громко кричала, пытаясь его разбудить:

— Просыпайся! Папа! Папочка! Ну давай же! Не оставляй меня одну! Не оставляй!

Сильные руки схватили сзади и оттащили от кровати. Холодный и равнодушный голос произнес прямо в ухо:

— Он мертв.

— Нет, — кричала я, сдирая горло до боли. — Не-е-е-т!

Я вырывалась из железной хватки даже тогда, когда меня стала держать и вторая пара руки. Подоспел Том.

— Я хочу остаться здесь, с ним!

— У тебя будет время попрощаться, — снова убийственно холодный голос Севала.

Он, как острые иглы, вонзился мне в сердце. Прощаться? Нет! С папой нельзя прощаться! Он жив! Его можно спасти. Я вырывалась так отчаянно, что четыре мужские руки еле удерживали меня. Севал закрыл мне рот ладонью, фиксируя голову. Когда его жесткие пальцы надавили на шею, я поняла, зачем он это делал. Все вокруг поплыло, и темнота стремительно поглотила меня.

— Папа, — только и успела я прошептать, чувствуя, как сознание уходит.

Пришла в себя все в тех же комнатах, которые служили мне тюрьмой в последние дни. Непонимание быстро сменилось острой болью. Я сжалась в комочек на кровати и застонала в голос. Страшные картины мелькали перед глазами, заставляя задыхаться от ярости и боли.

Тело немело. Я то не могла сделать вдох, то дышала так часто, что казалось, скоро задохнусь. Я не хотела принимать произошедшего. Не понимала, почему Севал так поступил. А папа? Мой всегда сильный папа, почему он допустил такое? Это все неправда! Неправда!

Скатилась с кровати на пол и даже не заметила ушибленных конечностей. Я лежала, обхватив себя за колени, позволяя холоду пробираться внутрь. Пусть он захватит меня целиком! Может, хоть тогда не будет так больно.

Не знаю, сколько я пролежала словно в бреду. Наконец поднялась и стала ходить по комнатам. Обуревающие меня чувства смешивались в чудовищный коктейль, заставляя в отчаянии хвататься за волосы. Мне хотелось рыдать, выпустить хоть немного боли через слезы. Но глаза были сухими, и я не могла пролить ни слезинки. Словно застыла. Сидела на стуле, обняв себя за плечи, и раскачивалась из стороны в сторону.

Пришедший Том уже не был как всегда беззаботен, в его взгляде появилось что-то новое. Сочувствие? От этого меня передернуло, и я с ненавистью посмотрела на него. Чувство кипело и бурлило во мне, мешая ровно дышать.

— Где Севал? — мой голос был сухим и скрипящим.

— Он уехал в основной лагерь. Я пришел за тобой. Твоего отца подготовили для прощания, сегодня захоронят.

Молча встала и пошла за ним. Мы вышли на улицу и свернули в небольшую, хорошо освещенную пещеру. В ней было пусто, лишь на невысоком постаменте лежало завернутое в коричневую ткань тело. На негнущихся ногах я подошла к нему и рухнула на колени. Ласково обвела каждую черточку уже прохладного лица и погладила любимый ежик волос.

Нестерпимо хотелось зарыдать, но никак не получалось. Глаза горели, но по-прежнему хранили слезы глубоко внутри.

— Папа, — шептала я раз за разом, положив голову на его неподвижную грудь.