Колючка и стихоплёт

В начале декабря женщины Кирилла сделали ему грандиозный подарок — приобрели в кредит двухкомнатную квартиру, которую частично обставили подержанной мебелью, купленной через интернет, а кое-что переехало из их квартиры. В кухне поселился шикарный стол, но ни один стул не прижился. Роль шкафа исполняла открытая вешалка и деревянный комод с латунными ручками, помимо этого мебельного винегрета в комнате расположилась большая двуспальная кровать, принявшая на себя основной удар после отказа её владельца от целибата. Чуть позже Кирилл докупил в свою комнату большое зеркало в пол, в зал — диван, а на кухню — холодильник. На этом пока решил покончить с меблировкой. Малика настояла на шторах хотя бы в спальне, чтобы спонтанные проявления эксгибиционизма хозяина квартиры остались без свидетелей.

Теперь гордый обладатель собственного жилища мог полноценно наслаждаться студенческой свободой: возвращаться в любое время, ни под кого не подстраиваться и есть полуфабрикаты. Малика практически жила у него, готовила на его кухне, решив спасти организм Кирилла от раннего гастрита и ожирения, но никогда не оставалась ночевать.

Малика почти бежала, волоча его за руку, и рассуждала вслух:

— А кто год назад татухи придумал? Притащил меня в салон без предупреждения. Пришлось придумывать, чем себя разукрасить, за две секунды. Вот и вышло чёрт-те что. Перекошенные человечки со скрюченными ножками.

Малика остановилась и, задрав рукав, продемонстрировала упомянутого человечка на внутренней стороне запястья. Существо походило на наскальный рисунок, с единственной цветной деталью — зелёным глазом. У Кирилла на руке был точно такой же уродец, но ни глаз, ни носа у него не было, только широкая улыбка в полголовы.

Кирилл оглядел татуировку на запястье Малики.

— Так ведь и задумано — стилизованный рисунок.

Она ухмыльнулась и снова продолжила движение.

— А ещё год назад ты потащил меня на каток. Я на коньках впервые стояла и почти час билась об лёд, как мазохистка, пока не научилась скользить вдоль бортика.

Кирилл остановился у подъезда и приложил к домофону магнитный ключ.

— Зато потом тебя не могли выгнать с катка, чуть не погрызла инструктора, когда он пытался тебя выпроводить.

Поднявшись на третий этаж, Кирилл открыл двери и пропустил Малику вперёд. Она разулась и сразу же направилась в ванную. Пока мыла руки, Кирилл принёс свою футболку и домашние штаны.

— Подвернёшь снизу, и тесёмки на поясе расслабь, чтобы попец влез.

— Ах ты ж гад! Сам убеждал, что я не толстая!

Кирилл едва успел захлопнуть двери, как в них врезались скатанные в комок грязные джинсы.

Когда Малика вернулась в комнату, Кирилл уже переоделся, сидел на краю стола с кружкой чая. Окинул Малику внимательным взглядом. В его голове образ растрёпанной драчуньи в синяках и ссадинах никак не желал сливаться с этой новой красивой девушкой. Волосы отросли до плеч, придав лицу мягкость, фигура округлилась в положенных местах, но взгляд оставался всё таким же озорным.

Он широко улыбнулся.

— Это я говорил до исполинского куска шоколадного торта в кафе.

Малика вышла в прихожую и вернулась уже с рюкзаком. Обойдя стол, уселась на подоконник и расстегнула молнию. Её рука нырнула в недра рюкзака и замерла там, намеренно интригуя.

— В этом году мы никуда не пойдём. Я придумала тебе другой подарок.

Кирилл застыл в ожидании, не отрывая настороженных глаз от руки Малики.

Она медлила, наслаждаясь его нетерпением. Дождавшись, когда он наконец моргнёт, выудила небольшую книжку в мягкой глянцевой обложке.

— Это тебе. — Уже протягивая подарок, почувствовала, что жутко волнуется.

Кирилл привстал со стола и коснулся подарка, сразу не забрал, и какое-то время они оба держали книгу. На мутно-зелёной обложке, напоминающей рябь на поверхности реки, размашисто рукописным шрифтом было выведено его имя и фамилия.

Малика разжала пальцы и перевела взгляд на лицо Кирилла. На нём успело смениться несколько эмоций, прежде чем застыло изумление, смешанное с благодарностью.

— Это мои стихи?

— Пушкина, — по привычке огрызнулась Малика. — Твои, естественно.

Несколько лет подряд она собирала все клочки, на которых Кирилл записывал рифмованные строчки. Ни один черновик не выкидывала, складывала. Выпросила блокноты у Василисы Максимовны. Отрывков и вполне готовых стихотворений накопилось на целую книгу, которую она и заказала в типографии.

Кирилл растерялся, от щемящей радости и благодарности глаза наполнились слезами.

— Спасибо, — глухо отозвался он, не решаясь поднять взгляд, чтобы не выдать захлестнувших его эмоций.

— Эдька, дурак. Ты что, плачешь? — Малика безжалостно растормошила хвост на его затылке и, оттопырив ему уши, развернула лицом к себе. — Согласна, некоторые твои творения — это не просто слёзы, а прямо кровь из глаз. Особенно любимая рифма «любовь-вновь» и «ушла-могла».

Кирилл крепко обнял Малику, вжавшись носом в изгиб её шеи, и повторил:

— Спасибо, Кирюха. Это лучший подарок.

— Может, ты и мне когда-нибудь посвятишь стихотворение. — Малика заёрзала, высвобождаясь из медвежьих объятий.