Колючка и стихоплёт

«Порталом» в параллельный мир служила машина Профессора. Он забрал Малику вместе с Кириллом ближе к обеду от ворот общежития. На сиденье рядом с водительским креслом сидела Вероника Петровна. Она тепло обнялась с внуком и приветливо поздоровалась с Маликой. Андрей Иванович не объяснил, почему в поездку он взял соседку, она тоже промолчала. Привычно, будто не в первый раз, Вероника Петровна поинтересовалась, заправлена ли машина и успеют ли приехать до обеда.

Почти всю дорогу до Калинок друзья беспрестанно переглядывались. Малика удивлённо округляла глаза и косила ими то в сторону водителя, то в сторону Вероники Петровны, а Кирилл недоуменно пожимал плечами. Они одновременно решили, что эта поездка неспроста, и между их родственниками однозначно что-то зреет. Вскоре Кирилл задремал, привалившись к плечу Малики, она бережно уложила его голову на свои колени и, воспользовавшись временной беспомощностью, наплела ему косичек, превратив модный топ-кнот в мелкие жгутики.

Антонина Сергеевна обрадовалась прибытию гостей, но не успела начать откармливать внучку: Малика взялась убегать из дома чуть ли не с рассветом. Питалась неизвестно где, скорее всего, на чужих огородах. Возвращалась набегами, когда Профессор и Вероника Петровна где-то бродили или пережидали обеденную жару, устроив себе тихий час. Кирилл поначалу ловил Малику и составлял ей компанию, но она выглядела как никогда ожесточённой и явно искала уединения.

На четвёртый день Малика не сбежала и осталась на завтрак, зашла в беседку мрачнее тучи, буркнула приветствие, будто ругнулась, и опустила взгляд в тарелку с оладьями. Профессор делал вид, что ничего странного и требующего объяснения не происходит. Не пытался с ней побеседовать, просто поставил перед фактом — Вероника Петровна теперь не просто соседка. Кирилл озабоченно поглядывал на Малику. За эти дни, что она демонстративно игнорировала отношения родственников, он успел с ними свыкнуться. Бабушка казалась нескромно цветущей и довольной, её смех помолодел, обретя игривость и нотки флирта.

Профессор разлил чай по кружкам и, подвинув сахарницу к Веронике Петровне, непривычно мягко ей улыбнулся. Она благодарно коснулась его руки, накрыв ладонью узловатые пальцы. Малика смотрела на их сцепленные руки как на что-то мерзкое до такой степени, что это недостаточно прихлопнуть тапкой. Кирилл поймал этот гадливый осуждающий взгляд и покачал головой. Малика резко вскочила, словно присела на раскалённую сковороду, и, не извинившись, выбежала из беседки.

В этот раз Кирилл не оставил её в покое: она и так достаточно нагулялась в одиночестве. Какое-то время бежал сзади неё на расстоянии, но не теряя из вида. Малика свернула с дороги на тропу, ведущую в лес. Не оглядываясь, пронеслась через поляну, свернула к речке, но не угомонилась и принялась носиться вдоль берега, вытаптывая на влажном берегу земляную тропу.

Запыхавшись Кирилл выбежал на берег, но к Малике не приблизился. Она напоминала бомбу с часовым механизмом — того и гляди рванёт. Он устроился на поваленном дереве и молча наблюдал за её метаниями. Видя, что приступ бешенства затягивается, принялся плести венок из ромашек и колосков. Малика не смотрела в его сторону, хотя его присутствие почувствовала, фыркала, пинала камни, в бессильной ярости топала ногами.

Кирилл закончил венок и подошёл к Малике. Она подняла сверкающий гневом взгляд, но не оттолкнула его и не нагрубила. Он надел венок на её макушку, великодушно соглашаясь с её правом злиться, и печально улыбнулся.

— Когда эта корона засохнет, заваришь себе чай. Ромашка вроде успокаивает.

Малика тряхнула головой, но ромашковая диадема села как влитая. Одинокий колосок выбился из плетения и завис над глазом, она раздражённо дунула на него, но он не сдвинулся ни на миллиметр. Малика сердито вырвала пучок травы из венка и, бросив под ноги, втоптала в землю.

— Он, оказывается, может любить. Может быть внимательным и нежным. Что ж тогда мне не досталось ни капли! А улыбка? Мне он никогда не улыбался.

Редко Малика выглядела такой ранимой, и Кирилл неожиданно растерялся от нового ощущения беспомощности. Когда-то в школе в День святого Валентина в её глазах впервые промелькнула непривычная уязвимость, но быстро потухла, сменившись плутовскими искрами. Как бы ей ни было плохо, она всегда оставалась дерзкой и сильной.

Он коснулся её щеки осторожно, будто боялся спугнуть. Палец скользнул по мокрой скуле — когда скатилась первая слеза, он и не заметил.

— Кирюха… — он притянул Малику к груди, её влажные щёки заелозили по его футболке.

Она дёрнулась, желая освободиться от тягостной жалости, но Кирилл уже давно не был соседом-хлюпиком, от которого можно было избавиться парой приёмов кикбоксинга.

— Это у меня аллергия на цветение амброзии, — пробормотала она, не поднимая головы.

— Я так и подумал. Вся футболка в твоих аллергических соплях.

Малика отстранилась.

— Что у нас теперь за степень родства?

Кирилл взял Малику за подбородок и тепло улыбнулся.

— Кажется, ты будешь мне тётей.

— Я уже совсем запуталась.