Колючка и стихоплёт

Случайно подслушав телефонный разговор отца с очередной клиенткой, Малика решилась тайно посетить сеанс гадания. Она заранее вытащила из буфета банки и коробки, освободив для себя место. Скорчившись в неудобной позе, легла так, чтобы щель между дверцами оказалась как раз напротив глаз. Ждать долго не пришлось. Клиенткой оказалась молодая особа в роскошной светло-рыжей шубе. Малика сразу решила, что гостья — самая красивая девушка на свете, хотя бы потому, что ни одна деталь её гардероба не была чёрной. Шубу та расстегнула, но не сняла, обозначая кратковременность своего визита.

Первым сел отец, после недолгого колебания на край стула опустилась и девушка. Без экивоков и предисловий она приступила к делу.

— Мне нужно, чтобы вы помогли избавиться от ребёнка.

Профессор нахмурился.

— Может, вам в женскую консультацию обратиться?

Девушка заёрзала на стуле.

— Ребёнок не мой. Беременна другая женщина.

Профессор приподнял бровь, его пальцы нервно теребили колоду карт.

— И какой же помощи вы от меня ждёте?

Девушка на мгновенье растерялась.

— Сделайте заговор на смерть ребёнка.

Андрей Иванович наклонил голову к плечу, став похожим на чёрного нахохлившегося ворона. Малика затаила дыхание, ощутив напряжение, искрящее в воздухе. А вот гостья не почувствовала, как изменилось настроение Профессора.

Внешне он оставался спокойным, но голос уже дрожал.

— Как вы обо мне узнали?

— Какая разница? — Гостья встала и сделала шаг к двери.

Андрей Иванович проявил редкостное хладнокровие, не выгнав девушку сразу же, и нашёл в себе силы произнести:

— Я не занимаюсь такими вещами. Мог бы погадать, но, пожалуй, откажусь.

Девушка отрицательно мотнула головой.

— Я без вашего гадания знаю своё будущее. Сергей женится на Валерии из-за ребёнка и навсегда будет для меня потерян. Я хорошо вам заплачу.

— Нет. Уходите.

Малика явно слышала в голосе отца гнев, который всё ещё оставался незаметным для гостьи. Какое-то время девушка смотрела на Профессора, словно пытаясь убедить взглядом, но, не получив ответа, ринулась к выходу.

Андрей Иванович не шевелился около минуты, смотрел в одну точку. Резко вздрогнув, будто его тело прошибло током, опустился на стул и разложил карты. Молча рассматривал стол, будто вообще ничего не видел. Разозлившись, смахнул получившийся расклад со стола и вышел из комнаты.

Выждав на всякий случай минут пять, Малика выбралась из буфета. Её взгляд наткнулся на несколько карт, оставшихся на столе. Три из четырёх мастей — пики, в том числе перевёрнутый туз. Насколько она помнила, это означало для кого-то верную смерть. В тот день это слово не взволновало Малику, она вообще не задумывалась о смерти до семи лет.

[1] Выражение из сказки «Горшочек каши». По велению хозяина горшочек начинал варить кашу и варил её столько, что она вываливалась через край. А переставал варить только после произнесения приказа: «Горшочек, не вари!»

Малика хорошо запомнила последний день лета, но не потому, что ей предстояло пойти в первый класс. В тот день она впервые увидела похороны.

Выбежав во двор, она остановилась на крыльце, обдумывая, чем заняться: половить ящериц на пустыре или забраться на ничейное дерево и достать последние в этом году персики с самой верхушки. Её озабоченный взгляд прошёлся по детской площадке: на краю песочницы сидел Кирилл. Он больше не играл в одиночестве, легко и быстро влился в дворовую компанию и даже временами верховодил, придумывая новые развлечения. Задиристые Сенька и Виталик были старше на целый год и учились уже во втором классе, но к Кириллу почему-то прислушивались.

Будучи школьниками, они обычно пытались помыкать малышнёй, гоняли ребят по выдуманным поручениям и нередко задирали. По отдельности Сеньку и Виталика не воспринимали, только вдвоём, хотя выглядели они противоположностями друг друга. Сенька — весь удлинённый, тонкий, как цапля, с белёсыми бровями и такими же невыразительными ресницами. Виталик — коренастый, как бочонок, смуглолицый, с одной пушистой бровью над угольно-чёрными глазами.

Казалось, Кирилл не сделал ничего для того, чтобы стать заводилой, просто не боялся высказывать своё мнение и знал много необычных игр. Если он появлялся во дворе, Малика находила себе другое занятие где-нибудь подальше, злясь на друзей, предавших её, и на саму себя за упрямство.

Она раздражённо фыркнула и отвернулась, взглядом наткнулась на странный деревянный сундук у соседнего подъезда. Подъехала машина, из неё выбрались незнакомые люди, одинаково хмурые и ссутуленные горем. Из подъезда вышли ещё несколько человек, таких же печальных и молчаливых, они молча обнялись с приезжими.

Малика подкралась поближе и остановилась возле лакированной крышки гроба, пристроенной у стены. Коснулась гладкой поверхности и, найдя в группе людей Карину Карловну, обратилась к ней:

— Это что за сундук такой?

— Это гроб, — тихо отозвалась пожилая женщина.

— Что там будут хранить?

— В него положат Вениамина Михайловича.

Малика опешила.

— За что? — она оглянулась на крышку гроба, оценила её узость и заволновалась. — Там же совсем неудобно, на бок не ляжешь.