– Но если Кестрин сам никому никогда не вредил, то убить его за нечто ему неподвластное…
– У него это в крови.
– Но, Дама… – говорю я, не в силах найти убедительный довод. Я ведь знаю, что она ошибается –
– Хватит. Вот, погляди на своего принца.
Сад плывет, беззвучно кружится и оседает уже в новой форме. Я на другой укрытой высокими изгородями площадке, но каменное изваяние в центре не стоит на ногах. Вместо этого он на коленях, откинулся на каблуки и смотрит перед собой. Одна рука крепко сжата в кулак и опирается на ногу, другая вытянута вперед и обхватывает воздух, будто на чем-то мягко лежит.
От его вида у меня леденеет кровь. Я не в силах смотреть ему в лицо. Вместо этого устремляю взгляд на Даму:
– Он мертв?
– Нет, – говорит она. – Я заперла его в глубине самого себя. Пройдет еще несколько дней, прежде чем душа вырвется прочь. Но ты не сможешь ему теперь помочь. У тебя нет такой силы.
– Ты и короля убьешь? И Гаррина тоже?
– Они последние, – подтверждает она лишенным выражения голосом, и я внезапно вспоминаю о худших выходках брата, когда он воплощал расчетливую жестокость, утрачивал любые иные чувства.
Я вскидываю голову, дрожа от холода так, что почти крошатся кости, и смотрю Даме в глаза:
– Тогда ты точно такая же, как он. Такая же, как чудовище, убившее твою мать.
Она цепенеет.
– Ты не знаешь, о чем говоришь.
– Знаю… Ты сама мне его показала, и тебя я видела достаточно. Ты наслаждаешься их смертями так же, как он забавлялся ее гибелью.
Она делает ко мне шаг.
– Ты смеешь убивать невинных ради своей цели, – продолжаю я. – Ты позволила убить Фаладу. Ты бы погубила меня руками Валки. А теперь она сама умрет из-за твоих игр. Для чего? Чтобы ты могла и дальше мстить человеку, которого уничтожила годы назад?
– Ты слишком далеко заходишь, принцесса.
– Нет, Дама. Ты. Ты убиваешь тех, кто никогда не причинял тебе зла, губишь их так же безжалостно, как убили твою маму. Ты отомстила тому, кто это сделал, и теперь сама стала такой же.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – повторяет она, и я вижу дрожание силы в воздухе вокруг.
– Тогда докажи обратное, Дама.
Миг, длящийся маленькую вечность, она сверлит меня взглядом, совершенно пустым. Потом смеется журчанием бегущей по камням воды, ее гнев перетекает в презрение.
– Что ты предлагаешь мне сделать, девочка? Отпустить его?
– Дать ему возможность заслужить свободу и твое прощение.
– Вот уж не думаю. Ты, безусловно, выучилась говорить с нашей первой встречи, но осталась такой же наивной. Ты сама видела его природу. Если ничего не поняла, не моя забота тебя учить.
Но я
– Испытай его, – предлагаю, почти требую я. Должен быть
– Испытать? – повторяет Дама, и в ее голосе звенит сталь.
Я тяжело сглатываю, не отводя взгляда от ее бессмертных глаз.
– Справедливо, – говорит она. – Испытаний будет три. Если пройдет все, он свободен.
– А если нет?
– Он останется моим, а ты умрешь от его руки.
Я не даю себе колебаться:
– Да будет так.
Глава 39
Земля широко разевает пасть и проглатывает меня, я лечу во тьму, воздух пронзают острые зубы. Я душу крик, неуклюже и слепо пячусь, пока мир вращается вокруг. Бьюсь плечом обо что-то твердое – и сухое. Не знаю, где я, но все тут рассохлось в пыль. Я судорожно вдыхаю и прислоняюсь к поверхности за спиной, стараясь прийти в себя и привыкая к темноте.
Вскоре я уже могу разглядеть, куда попала. Повсюду парят каменные зубы, поблескивают в полумраке. Не движутся. Я с облегчением понимаю, что «зубы» растут из потолка пещеры, свисая вокруг меня. Наросты поменьше тянутся из пола им навстречу. Напряжение вытекает из меня коротким тихим смешком.
– Кто здесь? – вопрошают рядом, голосом громким и звенящим.
Я вскидываю взгляд и вижу стоящего с одного края пещеры Кестрина, едва заметного среди нависающих зубьев, со светом за спиной. Где бы мы ни были, снаружи день.
– Кто здесь? – повторяет он. – Я не нашел в этих землях ни единого живого существа, но слышал тебя. Покажись.
Голос его мечется эхом по пещере и покрывает мои руки мурашками. Он озирается, и в этом движении я вижу страх, так хорошо мне знакомый.
Я делаю шаг навстречу, шурша одеждой в тишине. Удивленно смотрю вниз, потому что при разговоре с Дамой я была в сорочке. Теперь же на мне белое платье.
Кестрин тоже сразу его признает.
– Чародейка, – говорит он резким жестким голосом. – Не смей надо мной насмехаться.
Он поднимает руку, шевеля губами.