– В моих владениях. – Здесь Дама одета как простая смертная: в скромное белое платье с расшитым лифом и ниспадающими рукавами. Темные волосы заплетены в тугую косу.
– А принц?
– Он здесь. Идем, я покажу тебе.
Я следую за ней по аллее на небольшую площадку. В середине стоит статуя человека, мерцает ярко-белым камнем.
– Первый в моей коллекции, – произносит Дама.
Прежде этот мужчина наверняка был очень силен, но когда с него делали изваяние, плечи его уже были удрученно сгорблены, а волевые черты лица исказила мучительная гримаса отчаяния. На нем традиционный менайский доспех из кожи и металла, на боку закреплен в ножнах меч.
– Он был прапрадедом твоего принца. Что скажешь?
Я вглядываюсь в его лицо, и дыхание в горле перехватывает: каждая черточка проработана, каждая ресница отбрасывает собственную тень.
– Это… это правда он?
– Конечно. Стала бы я ставить памятник такому человеку? Нет, это он, такой, каким явился ко мне. Тебе не по нраву? По-моему, замечательно сложен для статуи.
– Ты обратила его в камень, – глупо бормочу я, не отводя взгляда от застывших черт. – Зачем?
– Идем дальше, принцесса. Ты еще не все увидела. – Дама снова шагает, направляясь к следующим воротам.
Я не двигаюсь с места.
– Как можно так поступать с кем-то… с кем угодно?
Она глядит на меня, в глазах сверкает гнев:
– Ты точно хочешь узнать?
– Да.
– Тогда я тебе покажу.
Дама тянется ко мне, заключает в ладони мое лицо, и мир исчезает.
Группа солдат тащит пленного сквозь заросли на поляну, где прямо надо мной ждет в седле наездник. Воины швыряют человека на землю и отступают, глядя на командира.
– Отлично. – Тот спрыгивает с лошади, сверкая на солнце кожей и сталью доспехов, и пинком перекатывает скорченное тело на спину.
Где-то позади принимается плакать ребенок, но я не могу повернуть голову и посмотреть.
Наездник стягивает шлем, кидает одному из солдат. В глаза сразу бросаются черты – высокий лоб, скулы, смуглая кожа. Он хватает пленницу за платье одним облаченным в перчатку кулаком и тащит ее вверх.
Всхлипы ребенка перерастают в пронзительный визг.
Лицо у женщины разбито и исцарапано, но, взглянув на захватчика, она кривится и в него плюет.
Воин хохочет, глубоким рокочущим звуком заливая поляну, волочит женщину к дереву и с размаху бьет спиной о ствол.
Я потерянно озираюсь, но солдаты лишь наблюдают с ленивым весельем. У меня нет голоса, чтобы взмолиться о помощи.
С тошнотворным
Я визжу беззвучно, бездумно, не в силах отвести глаз от того, как воин пригвождает ее правую руку рядом с левой. Отступает на шаг, разглядывая свое творение. И все с тем же сердечным смехом достает меч и вскрывает ей живот.
Сумей я двинуться, сумей вдохнуть, меня бы вывернуло от ужаса. Но плачущее дитя, чьими глазами я смотрю, не отводит взгляда, так что и я не могу даже отвернуться.
Всадник убирает оружие и идет обратно к лошади. Уже из седла наблюдает, как женщина корчится в агонии и наконец обрушивается наземь, когда изувеченные руки соскальзывают с клинков. Несколько раз дергается, сотрясаясь всем телом, прижимая останки изорванных ладоней к зияющей ране на животе. И застывает без движения в растущей луже крови.
Мужчина поворачивает лошадь ко мне. Я слышу поступь копыт по жирной земле, слышу сквозь задыхающийся визг ребенка. Всадник смотрит с высоты, презрительно изогнув губы. Обутая в сапог нога срывается со стремени, врезается в лицо ребенка, и меня бросает назад. Всхлипы резко стихают.
– Пленницей была моя мать, – произносит Дама, роняя руки.
Меня безудержно трясет, зубы стучат, в животе дурнота.
– Я очнулась в одиночестве над ее телом – меня оставили, чтобы я рассказала нашим людям, что сталось с ней. Она была одним из предводителей, великим вождем, но кто-то ее предал. Видишь ли, они схватили меня и использовали как приманку.
Я зажмуриваюсь и мотаю головой. Будто могу все отвергнуть, вытряхнуть эти образы прочь. Снова и снова я вижу клинки, что пронзают грубые ладони, вижу блеск скользящего сквозь тело женщины меча.
– Я поклялась убить его, уничтожить его род за содеянное.
– Это был… – хрипло говорю я, и по телу проносится шквал дрожи. Темные волосы, глаза цвета земли.
– Прапрадед твоего Кестрина. Теперь понимаешь?
Дама не ждет моего ответа и шагает к кованым воротам меж двух полос живой изгороди. Я ковыляю следом сквозь ночной кошмар лунного света и теней сада.
– Дама, – зову ее, пытаясь идти ровно. Пытаясь собраться.
– Маленькая принцесса.
– Но ведь то был… не принц. Зачем карать его за жестокость далекого предка?
– Я поклялась уничтожить их род.