Колкая малина. Книга четвёртая

Жизнь — как отражение в ложке золотой,
А та ложка — в башмачке хрустальном.
И нету ничего общего с толпой у тех,
Кого рожали в роддоме персональном.

Они пришли сюда, чтоб наслаждаться,

И чтобы всех собою восхищать,
Для них нет ничего, чем можно засмущаться,
И, конечно, ничего, что можно не предать.

Вот она — бисквитный торт,

Выходит в люди в мини-юбке и, конечно, без трусов,
А за ней тусит эскорт
Из преданной прислуги и размалёванных шутов.

Такие не имеют собственных просчётов,

У них всегда в запасе виноватый:
Это парочка дежурных идиотов
Или кто-то очень туповатый.

Им учиться просчитать свои возможности —

Всё равно, что прочитать послание пришельца,
А убедить их в собственной ничтожности
Сможет разве кнут рабовладельца.

И это никого, конечно, не касается,

Все уже привыкли дурака включать.
Лишь судьба ехидно ухмыляется:
Коль не жил богато, нехер начинать.

Дурачок

Он по любому поводу включает дурака,
Но при этом говорит, что очень умный,
Что всё умеет просчитать наверняка,
А к своему — ещё и остроумный.

Он сам себе придумал эту роль:

В одном лице дурак и прорицатель.
Он сам себе слуга и сам себе король,
Он — ноль без палочки и первооткрыватель.

Пусть сыграет каждый новичок

В эту самую старинную игру,
Покорившую и Запад, и Восток,
В ней всё лучшее достанется Ивану-дураку.

Ему — полцарства и волшебную жар-птицу,

Сафьян, атлас и красный шёлк,
Распрекрасная румяная девица,
И в придачу в услуженье Серый Волк.

Плыли годы, менялись режимы,

Но остаётся любимая игра,
В которой есть и грешники, есть и херувимы,
Все играют в подкидного дурака.

У дурака всегда мозоль на языке,

Но в маске он — фигура аноним.
Не надо думать об общественной кишке,
Строже соблюдайте масочный режим.

Жертва

На рубиновые звёзды птицы не садились,
Они только уважительно кружились,
Понимая, что там за дела,
Если на Архангельском звонят в колокола.

Там придумали свои богоявления

И создали новые масштабы измерения:
Так, любая очередь не может быть длинней,
Чем та, которая стояла в мавзолей.

Главные часы время отсчитали,

И часовые по дорожке прошагали.
Всё по распорядку неизменному,
По минутам и только по-военному.

Ели облепили молодые шишки,

То тут, то там мигают фотовспышки,
А вдоль траурной стены бегал драный кот,
И это явно был совсем не патриот.

На шершавой искалеченной брусчатке

От времен лихих остались отпечатки.
Здесь пионеров строят по правилу ранжира,
Они — наследники нового мира.

Сейчас у них проверят внешний вид

И отправят драному коту устроить геноцид:
Они кого угодно загонят в капкан,
Пока патриотично грохочет барабан.

Злость и ярость