Колкая малина. Книга четвёртая

Когда-то эти ставни наглухо закрыли
И задвинули засовы на дверях:
Отсюда по этапам развозили
Искупать вину в советских лагерях.

Ставни покосились, засовы проржавели,

Прогнила и осыпалась соломенная стреха,
А в приступке на крыльце та же музыка скрипела,
Что вроде сума́ никому не помеха.

Они себя нашли в научном коммунизме

И не нуждались в Божьей благодати,
Они жили в новом реализме
И верили в мандаты и печати.

В паспорте прописка и маршрутный лист,

А тех, что были раньше, спрятали в архивы.
На кремлёвской сцене новый реалист,
И всех опять сгоняли в коллективы.

Ставни закрывают, засовы задвигают,

Почувствуйте великую радость принуждения.
Всех снова в те же сани запрягают,
Ибо нет учения страшнее повторения.

Что угодно может отражать

Медный Крест и блеск заплаканных очей,
Но если вам отвратна Божья благодать,
То, может, вы не человеческих кровей?

Поиск

Наберу с собой в дорогу шмурдяка,
И в самом дешёвом вагоне
Уеду от вас навсегда,
Сам себе наигрывая блюз на саксофоне.

Не пробуйте искать меня по следу,

Я и в Москве, и в пещере Лейхтвейса,
Ну, а если к вам в гости заеду,
Встречайте меня с цветком эдельвейса.

Он и есть легенда жертвоприношения,

И песня страсти во имя любви.
Это цветок моего притяжения
К нежелающим жить взаперти.

Я искал их, как задиристый щенок,

Который ждёт добра и ласки,
Как ждёт богоявления пророк,
Как заблудший ждёт подсказки.

Я их любил совсем без разрешения

И доверял без страха и сомнений,
Я сам душой разделся без всякого смущения,
Но только сном меня сморило от этих ощущений.

Но если меня соловьи не добудятся,

То, значит, я умер во сне;
И если надежды не сбудутся,
Меня будут жарить на адском огне.

Цена

Её на юг в королевство Таиланд
Вроде как за стильными покупками
Увёз какой-то местный коммерсант
С томными глазами и пухленькими губками.

А он двинул поклониться Храму Воскресенья

И, чтобы Гроб Господень облобызать,
Он искал совета и прощенья
Там, где учили любить и страдать.

Она коммерсанта кормила стриптизом,

А он её лизал кокосовыми губками;
Для неё казались суперпризом
Бумажные пакеты с дешёвыми покупками.

Когда монахини звонят в колокола,

Солнышко восходит над Святой Землёй,
А продав меня за сумку барахла,
Ты голая в прибое блещешь чешуей.

Каждый утешается как может:

Кому-то надо власть, а кому — стероиды,
Но рано или поздно сердце занеможет,
Если мы не просто гуманоиды.

Нас всех рожали во грехе

И учили жить на собственных приметах,
А тебя купили по цене
Шмоток в бумажных пакетах.

Чего творим