Колкая малина

Улицы вечерние в неоновых огнях,
В жёлтых поворотниках и красных стопарях.
По зебре пешеходы туда-сюда снуют,
С детсадовской продленки детей домой ведут.

Судья на Мерседесе от суда отчалил,

Он сегодня много народа опечалил.
У сварщика с завода плановый пикник,
Он сегодня от души зальет за воротник.

У подъезда бабушки мерзнут на скамейке,

Их от возраста знобит даже в душегрейке.
Они заявку сочиняют местному провизору
И выясняют, кто же врет им по телевизору.

А девчонки-секси намылились по клубам,

Им и в мысли не придёт заниматься блудом.
Им хочется любовь верную и чёткую,
Потому и юбку надевают самую короткую.

У кого-то с вечера рифма не пошла,

Кто-то тупит в чертежах нового моста,
Кто-то чем-то запрещенным сытно угостился,
А мимо батюшки прошёл – и не покрестился.

Очень многоликий вечер городской,

Где-то не пропустят и прижмут толпой,
Где-то отвернутся, вроде не узнали,
Но лишь бы только люди себя не потеряли.

Письмо

Яблоко последнее с ветки оборвалось,
В линиях неровных мутное окно.
В музыке дождя – тревога и усталость,
И осталось недописанным письмо.

Тогда ещё звучала песня залихватская,

А осень – дочь внебрачная лета и зимы —
Рыжая, грудастая, румяная и страстная
Уже несла на коромысле стылые дожди.

Сморщатся в гербарии желтые цветы,

Им будет всё равно, где солнце, где дожди.
А кто страдал о лете, ты или не ты?
И кто его просил простить и не уйти?

Умным наплевать на поздние рассветы,

Молодым – что пар шипит, что бродят сквозняки.
Вот только растревожились поздние поэты,
Которые уверились в бессмертии души.

Первая позёмка на рюмку забрела,

Тихонечко прокралась, как ты тогда пришла.
Но дописать письмо душа не замогла,
Когда на том конце зовут в колокола.

Жизнь сама постскриптум написала,

Про то, что в тысяче исхоженных путей
Тебя ничто ни разу не пугало,
Потому что сохранил друзей.

Опыт