Колкая малина

Сознанье человека родилось в огне,
В бликах первого пещерного костра,
Когда в тенях на каменной стене
Наши пращуры увидели себя.

Он в тысячелетиях кормил и охранял,

В пространство жизни превращая лёд.
А человек себя хозяином признал
И, набычась, кинулся вперёд.

Дешёвой зажигалкой делают поджоги

Под стальной столовой ложкой для борща.
Мазилово готовят под новые дороги,
В нетерпеже зубами скрежеща.

И конь кубовый засосёт с весла,

И «ханку» двинет по скрипучим венам,
И сразу размягчится голова,
И мир накроет чёрным гобеленом.

Адское мазилово варят на огне

Под плач детей и материнские проклятья.
При этом знают, что на этом колесе
Едут в крепкие могильные объятья.

Город ежечасно «закладка» заполняет,

И в этот дикий дьявольский комфорт
У барыг всегда в карманах прибывает,
Даже если был не первый сорт.

Зашли

Ему последние полгода плохо спится,
Всё время хочется добычу перепрятать.
Сон какой-то нехороший снится,
Что дело на него пытаются состряпать.

Опять под утро снились бойцовские собаки

С добрыми улыбками судебных приставов,
И скрипучий тротуар в серые бараки —
Чрево обитания бандитов и воров.

Зевает утро, моросящее на серого мастиффа,

А он, в трусах и форменной фуражке,
Сам, без землекопов и тарифа,
Вырыл схрон на приусадебном участке.

Натужно тащит оцинкованный сундук

С грузом своих рыночных активов
Очень важный и раскормленный индюк —
Мастер вымогательств и распилов.

Минутой позже в этом же раскопе

Его зароют вместе с кобелём.
Картинка поменяется, как в калейдоскопе,
И всё накроет проливным дождём.

К нему не приставы судебные пришли,

Чтобы себе чего-нибудь отжать.
Его давно в другие списки занесли,
И вот – зашли, чтобы отнятое отнять.

Государь

Обосновал Макиавелли
В своём трактате «Государь»,
Как к власти открывает двери
Из смуты сотворенный царь.

Как он эффектно и цинично

Сумел свой люд за горло ухватить,
При этом обязательно публично
Себя, незаменимого, хвалить.

Он всеми силами пытался возродить

Из прошлого фальшивый реализм,
Понимая, что нельзя не победить,
Если под себя подмять патриотизм.

Цель по-разному приветствует средства,

Когда все танцы – к настроению вождя.
При том, как церковь оболгала небеса,
За добродетель выдавая пагубность греха.

Свита шею гнёт и лицемерит,

А государь – удав и пустослов,
Который на себя любой костюм примерит,
Чтоб защитить своё от затаившихся врагов.

Он сам придумает долги и согрешенья,

И будет тюрьмы до отказа забивать.
И, исходя из собственного мненья,
Пошлёт без колебаний убивать.

Собачий вой Поэма