Коллапс. Гибель Советского Союза

Работавшие в Восточной Европе сотрудники КГБ, ГРУ и дипломаты тщетно бомбардировали Москву донесениями о том, что Москва теряет контроль в регионе. Советское посольство в ГДР предлагало вмешаться в восточногерманский политический кризис и перехватить инициативу. Руководство в Москве эти послания игнорировало. Горбачев с большой неохотой согласился поехать на празднование 7 октября сороковой годовщины Германской демократической республики, этого «детища Сталина». Он не знал, что сказать восточногерманским лидерам. «Горбачев едет в ГДР без ясной политической линии, – сообщал осведомленный британский посол из Москвы в Лондон. – Пока он закрывает глаза на германский вопрос и надеется, что он как-то разрешится, события его обгоняют». Черняев цитировал слова своего шефа о том, что тот хочет поехать в Берлин «поддержать революцию». Странное замечание для лидера ведущей коммунистической державы, – ведь он собирался поддержать в Восточной Германии тех, кто требовал покончить с советской системой. Но для Горбачева тут не было противоречия. Ведь он взял на себя задачу по слому этой системы в собственной стране. И он все еще верил, что войдет в историю как ее творец, а не наблюдатель, тонущий в революционном потопе^[257].

Администрация Буша, на чье понимание так рассчитывали Горбачев и другие советские реформаторы, с растущим изумлением наблюдала за революционными событиями внутри Советского Союза, а затем и в Восточной Европе. Работавший тогда в Совете национальной безопасности (СНБ) при президенте США Фил Зеликов вспоминает, что Белый дом пристально следил, как отреагирует Горбачев на выборы в Польше. «Это был ключевой тест. И боже, как он его прошел!». Тем не менее Буш и Скоукрофт просто не могли поверить, что Горбачев отпускает Восточную Европу на волю. Роберт Гейтс, заместитель Скоукрофта в СНБ, считал, что реформы Горбачева неизбежно провалятся и Советский Союз вернется в привычное милитаристское русло. Министр обороны Ричард Чейни был еще более категоричен. «Советы, – считал он, – по-прежнему опасны, а коммунизм, несмотря на более дружелюбный тон, остается такой же империей зла, как и при Рейгане»^[258].

В июле 1989 года Джордж Буш посетил Польшу и Венгрию, а затем отправился на саммит «Большой семерки» в Париж. Перемены в Восточной Европе произвели на него большое впечатление, а демонтаж «железного занавеса» тронул до слез. Однако решительный настрой поляков и венгров напомнил ему о революциях 1956 года. Он опасался, что может произойти взрыв, а затем последует новое вторжение советских войск. Все союзники США, прежде всего президент Миттеран, считали, что холодная война закончилась и что Бушу нужно срочно нужно начать диалог с Горбачевым. Американский президент пытался охладить энтузиазм представителей Западной Европы, которые поддерживали просьбу Горбачева о принятии Советского Союза в члены Международного Валютного Фонда, Всемирного банка и включение его в формат соглашений по снижению таможенных тарифов и торговле (ГАТТ), а также о сближении с Европейским экономическим сообществом. В Белом доме не считали, что холодная война окончена, и хотели сохранить контроль над структурами, которые при необходимости позволили бы ее продолжить. Тем не менее поездка в Европу убедила Буша, что там происходят стремительные изменения и США не могут оставаться в стороне. Он направил Горбачеву предложение провести рабочую встречу в начале декабря^[259].

В начале осени 1989 года аналитики ЦРУ и американского посольства информировали Буша и Скоукрофта о том, что внутри Советского Союза зреет потенциальная катастрофа. Во время визита в Белый дом Ельцин говорил: «Перестройка на грани краха… Кризис в экономике и финансах, в партии, политике, национальном вопросе»^[260]. 21 сентября Шеварднадзе сообщил о том же в доверительной беседе с Бушем и Скоукрофтом после официальных дипломатических переговоров^[261]. Президент и его советник отнеслись к словам Ельцина скептически, но откровенность Шеварднадзе их поразила. Тем не менее они продолжали считать, что самый вероятный сценарий развития событий – это повторение трагедии на площади Тяньаньмэнь, восстановление стабильности и порядка в СССР с помощью силы.