Коллапс. Гибель Советского Союза

Все в Политбюро увидели, насколько неэффективна политическая система «Советов», созданная в течение 1989 года. Двухуровневые собрания народных депутатов не могли управлять страной в условиях кризиса, они сами были частью этого кризиса. Более консервативные реформаторы считали, что стране нужна сильная исполнительная власть. Более либеральные опасались реакционного отката и конца «демократического социализма». Но не все. Яковлев убеждал Горбачева: «если вы и дальше будете тянуть со взятием власти, все завалится». Он уговаривал Горбачева стать президентом СССР, оттеснив от рычагов Политбюро партийную элиту и даже Верховный Совет. По сценарию Яковлева, советскому лидеру следовало по-ленински обратиться прямо к народу и предложить землю – крестьянам, фабрики – рабочим, Союз независимых государств – республикам, многопартийность – демократам. Также он советовал устроить чистку армии и центрального аппарата, заменить правительство Рыжкова, ликвидировать министерства, отозвать войска из Восточной Европы, попросить у Запада крупные займы и провести серию «экстренных мер по экономике». Такой кураж ошеломил даже Черняева. На вопрос помощника Горбачева, где найти новые элиты, Яковлев ответил: «Полно людей, надо только смелее их брать, на то и революция!»^[298]

Но советский лидер хотел вести страну не принуждением, а убеждением. В январе 1990 года Горбачев начал составлять новую идеологическую «платформу» для предстоящего Съезда КПСС. После бесконечных правок документ провозгласил «гуманный, демократический социализм» новой миссией реформированной партии. Три месяца спустя Горбачев начал с большим энтузиазмом работать над «Словом о Ленине», статьей для советской печати, приуроченной ко дню рождения вождя мирового коммунизма 22 апреля. В разговорах с Черняевым и Шахназаровым он признавался, что восхищается собственным текстом. «Когда читаю настоящую талантливую вещь, меня увлекает не сюжет, а язык, слово, часами могу думать над одной фразой», – говорил Горбачев^[299].

«Теоретическая» работа вдохновила Горбачева на дополнительные конституционные поправки. В декабре 1989 года он возражал против отмены шестой статьи Конституции СССР, но в конце января 1990-го внезапно вышел на Политбюро с двумя новыми идеями. Во-первых, теперь Горбачев считал, что партия сможет реформироваться только после отмены своей монополии на власть. Во-вторых, он решил учредить институт президенства на смену старой структуре власти. Лигачев был встревожен. «Очень важно президентское правление. Но партия – главная политическая сила. Она в конечном счете способна все обеспечить», – заявил он. Лигачев и Рыжков согласились с идеей президентства при условии, что кандидатура Горбачева на этот пост будет одобрена на Пленуме ЦК. Горбачев выбрал средний путь: выдвигаться от партии, но избираться на съезде. Об открытых прямых демократических выборах никто даже не заикнулся^[300].

Горбачев предложил еще несколько поправок к Конституции: о механизме выхода республик из состава Советского Союза; о суверенитете автономий внутри республик Союза; о создании Президентского Совета и Совета Федерации (органа, состоящего из глав республиканских Верховных Советов); о праве президента издавать указы. Все эти изменения, одобренные Политбюро, впоследствии будут приняты на внеочередном Съезде народных депутатов в середине марта, без проведения всенародного референдума. Затем предстояла работа над новым Союзным договором. Он должен был придать законность отношениям между центром и республиками, определил бы их права, обязанности, экономические активы и финансы^[301]. Громадный спектр задач, но Горбачев погрузился в законотворчество с присущей ему энергией.

В начале февраля Горбачев созвал Пленум ЦК КПСС для утверждения того, что наметил. Чтобы разбавить кворум региональной партийной верхушки, он пригласил 500 «гостей» – рабочих, ученых, военных. Некоторые секретари обкомов партии, в основном русские, дали волю своим чувствам. Владимир Бровиков, бывший руководитель ЦК Компартии Белоруссии, а ныне посол в Польше, атаковал архитекторов перестройки, «которая за неполные пять лет ввергла страну в пучину кризиса… Довели ее, матушку нашу [Россию], до плохого состояния, превратили из державы, которой восхищались в мире, в государство с ошибочным прошлым, безрадостным настоящим и неопределенным будущим». Сторонники Горбачева защищали его внешнюю политику, но не могли убедительно парировать наскоки на реформы внутри страны^[302]. Горбачев негодовал, однако позволил критикам выпустить пар. Заседания Пленума продолжались до полуночи. Когда аудитория выдохлась, генсек озвучил собственные выводы, поставил вопросы на голосование и получил согласие большинства по нужным ему пунктам^[303].