Коллапс. Гибель Советского Союза

«Мне не видно не только света в конце тоннеля, но и самого тоннеля», – так описал состояние советской экономики британский экономист Алек Нов во время своей поездки в Москву в феврале 1989 года. Нов, рожденный в 1915 году в Санкт-Петербурге как Александр Новаковский, после революции эмигрировал с семьей в Великобританию, где стал профессором и преподавал экономическую историю Советского Союза в Глазго. В ноябре 1989-го Нов снова посетил Москву и поразился, насколько ухудшилась ситуация. Советские экономисты предупреждали о назревающей катастрофе, но уразуметь природу кризиса никто не мог^[369]. Председатель Совета Министров СССР Николай Рыжков и его главный экономист Леонид Абалкин тоже были не в силах объяснить кризис. В мемуарах они жаловались, что политика вмешивалась и нарушала их планы. Они так и не осознали, что в результате реформ 1987–1988 годов появились новые субъекты – автономные государственные предприятия, кооперативы и коммерческие банки, которые вместо того, чтобы увеличить выпуск потребительских товаров, разрушали существующую государственную экономику и опустошали государственную казну^[370].

Некоторые начали понимать природу кризиса. Министр финансов Валентин Павлов и его эксперты уведомили правительство, что промышленные госпредприятия оставляют себе 60 процентов прибыли, а в бюджет перечисляют лишь 30 процентов. Так они «заработали» 100 миллиардов рублей, которые потратили на зарплаты, только разгоняя инфляцию денежной наличности в экономике. Инвестиции в повышение производительности и модернизацию продолжали сокращаться. В результате экономика недофинансировалась, а дефицит госбюджета стремительно увеличивался, заключили в Минфине. В ведомстве предложили, чтобы все государственные предприятия и кооперативы отчисляли 50 процентов прибыли в бюджет страны. В ответ «лоббисты» в Верховном Совете СССР начали ожесточенную контратаку. Они говорили, что правительство – реакционная сила, грозящая заблокировать экономическую перестройку. Рыжков и Абалкин, страдающие все тем же синдромом «ни шагу назад» в реформировании экономики, поддались давлению^[371]. В декабре 1989-го правительство Рыжкова представило на Съезде народных депутатов новую программу, которая только закрепляла структурные и функциональные ошибки предыдущих преобразований. Съезд ее раскритиковал и поручил Рыжкову пересмотреть и представить с изменениями^[372]. Работа заняла большую часть 1990 года, который стал годом бесконечных экономических дебатов и непринятых решений.

Правительство Рыжкова хотело построить регулируемый государством рынок. Министры утверждали, что на создание регулятивных органов – фискальных, монетарных и других – потребуется пять-семь лет. Леонид Абалкин считал, что рыночные реформы должны проходить под государственным контролем и со значительной подготовкой: сначала власти рассчитывали накопить запасы товаров, наладить работу механизмов регулирования и рыночных институтов. И лишь затем они хотели осторожно ослаблять контроль над экономикой. Однако правительство сразу столкнулось с серьезным вызовом – западные банки отказывали советскому правительству в кредитах. Советская нефть, главный источник твердой валюты, все чаще продавалась за рубеж по рыночным ценам. Эти цены и без того были низкие, а «кооперативные» предприятия находили способы прикарманить оставшуюся прибыль. У СССР оставался золотой запас, но его объем сократился с нескольких тысяч до 784 тонн. Это меньше половины объема, накопленного к моменту смерти Сталина. Правительство начало переговоры с корпорацией De Beers о поставках неограненных алмазов на сумму до 1 миллиарда долларов в год в течение пяти лет. Но расходы продолжали обгонять доходы. Верховный Совет СССР увеличил дотации малообеспеченным слоям населения. Министерству финансов приходилось печатать все больше и больше рублей^[373].