А в тот первый наш приезд к Матвею Петровичу в дом дед с Ильей закрылись в кабинете и о чем-то долго разговаривали. И остались друг другом не просто довольны, а как-то сразу прониклись взаимным уважением и дружеской приязнью.
Когда мы возвращались домой, Башкирцев сказал с неким восхищением в тоне:
— Ну, твой дед гигант! Сильный мужчина.
Очень скоро, практически сразу, их отношения стали родственными, как у внука и деда, которые любят друг друга и гордятся друг другом.
Когда я сообщила, что развелась с Башкирцевым, дед ужасно расстроился, так расстроился, что я даже испугалась за его здоровье и страшно себя обругала. Но он ни уговаривать, ни упрекать меня не стал, сказал лишь:
— Я никогда не прекращу тесно общаться с Ильей. Он мне дорогой и близкий человек, друг. И я отношусь к нему с уважением и любовью. А ваши отношения касаются только вас двоих. Но учти, что будешь сталкиваться с ним у меня в доме.
Вот такой у меня дед.
Но этот разговор состоялся больше чем через три года после нашей свадьбы.
А тогда…
Первый год нашей совместной жизни я находилась в сладком тумане — ни на что не обращала внимания и ни о чем не думала — я была вся в Илье! Я так его любила, что у меня порой темнело в глазах и воздуха не хватало, я просто задыхалась от переполнявших меня чувств, словно болела какой-то затяжной болезнью.
И мне казалось через рассеянный взгляд сквозь любовный угар, что счастье мое обещает быть таким полным, как никогда!
И на всю жизнь — с ним, с Ильей! В счастье!
Как когда-то сказала одна тетка в ларьке подземного перехода, пытаясь всучить мне сумку от Коко Шанель, сделанную в Урюпинске на подпольной фабрике при заводе «Серп и Молот»:
— Берите, дамочка, это ж натуральная вещь! Гарантия до Парижу!
Вот и мне казалось, что у меня теперь такая гарантия счастья на всю жизнь.
И мне Ильи было все время мало и не хватало его постоянно. Он звонил мне каждую свободную минутку, и мы бесконечно висели на телефонах, болтая о всякой ерунде, лишь бы слышать голос друг друга.
Я не одна пропадала в этой болезни — он варился со мной рядом с теми же симптомами — мы обоюдно впадали друг в друга, как в омут, и задыхались от переполнявших нас чувств.
На второй год нашей жизни я как-то постепенно начала замечать в окружающей среде что-то, кроме Ильи. И поразилась — как мы с ним еще умудрялись работать и даже что-то делать толковое в этой работе, а не спустили в одно известное место все дела.
А оглядев нашу жизнь более трезвым взглядом, я сделала некоторые неприятные открытия. Например, что Башкирцева в нашей совместной жизни практически нет — я есть, а его нет. То есть все, о чем он предупреждал меня, делая предложение руки и сердца, имело место, но реальность превзошла все мои предположения, даже самые пессимистичные.
Я понимаю — его яркий талант, выдающиеся способности к анализу, уникальная зрительная память, быстрый ум и врожденная повышенная реакция требовали реализации, но это усугублял трудоголизм тяжелой степени.
Отец Ильи Георгий Михайлович проработал в уголовном розыске всю свою сознательную жизнь, а до него его отец, дед Ильи — что называется, династия крепчала.
Закончив школу, Илья не стал сразу поступать в институт, а по совету отца, проработав год в участке в качестве наемного рабочего по мелким поручениям, отправился в армию, где и прослужил два года в ВДВ.
Вернувшись, сразу же поступил в университет на юридический факультет со специализацией по уголовному праву и параллельно пошел работать в милицию. Не знаю уж как, но ему удавалось это совмещать. Вообще-то, насколько мне известно, такое не разрешается, но Георгий Михайлович как-то договорился, и Илья стал по вечерам служить кем-то вроде вольнонаемного постовой службы.
Путаю наверняка, но что-то в этом роде, не помню как, он мне объяснял. Не суть.
Когда он закончил университет и пришел уже официально работать в уголовный розыск, они с отцом как-то поспорили, и тот его взял «на прослабон», что называется, и Башкирцев поступил в заочную аспирантуру. И работал при этом, заметьте!
А закончив аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию!
Как он это сделал, я не понимаю, даже представить не могу — у него времени банально жить нет, а тут написать диссертацию! Но спор с отцом Илья выиграл.
А через несколько лет начальство направило Башкирцева на учебу в Академию МВД, думаю, не без тайного вмешательства его папы — поучись, типа, сынок, глядишь, и генералом станешь.
И он отучился, каким-то совершенно непонятным образом умудряясь еще и работать, правда, не всегда на основной работе.
Вот как раз об этом!
Ильи в нашей жизни не было вообще — миф, человек, которого никто никогда не видел, но о котором все говорят! Он приходил к ночи или позже нее, спал, в лучшем случае, часов шесть, в обычном случае — четыре. Потому что помимо своей основной работы еще сотрудничал с той самой полузагадочной фирмой из бывших конторских, экспертами по безопасности любого уровня.