Коллекция поцелуев

– Ты должна остаться в команде, – сказала Кензи. – Ты отлично прыгаешь, а поддержку лучше тебя не делает никто. Я ничего не смогу сделать без тебя!

– Сможешь, – ответила я, ненавидя саму мысль о том, что кто‐то другой будет ловить ее вместо меня.

– Это безумие, Зэй, – вмешалась Моника. – Ты ведь была лучшей в лагере в прошлом году. Тебе надо поговорить с миссис Харт. Она должна сделать исключение.

– Она не сделает, – ответила я. – Я уже разговаривала с ней, к тому же это было бы нечестно. Вам нужны те, кто может выполнять любые трюки. Возможно, тогда наша команда наконец сможет где‐нибудь победить.

Моника поморщилась.

– Мы не можем выиграть не потому, что выступаем хуже других. Мы ничем не уступаем любой другой команде в нашем округе. Дело в том, что мы из «Пиктона». Всем плевать на «Пиктон». Миссис Харт может устанавливать любые критерии отбора в команду, но не в силах изменить тот факт, что нашу школу все воспринимают как пристанище лузеров, которых никто не принимает в расчет.

После этого откровения за нашим столом воцарилась тишина. В прочих видах спорта наши ребята побеждают потому, что там все зависит от заработанных очков. За последние пять лет наша команда по баскетболу дважды выигрывала соревнования штата, а команды по футболу и бейсболу успешно отбирались на них. Чирлидерство – совсем другое дело. В нем все очень субъективно и по большей части зависит лично от судей. Мы каждый год усердно готовимся и каждый год чувствуем себя обманутыми, лишенными наших заслуженных мест. От этого просто руки опускаются.

– Мы делаем это для себя, так? – сказала Кензи. – Не для них. Не важно, как они оценивают нас и что думают.

Вообще‐то важно, но мне не хотелось разбивать ее розовые очки. Я знала: она сказала это, чтобы подбодрить меня.

Внезапно с другого конца столовой до нас донеслись шум и крик, сопровождаемый топотом ног. Сквозь толпу ребят, внезапно вскочивших со своих мест, я смогла разглядеть двух девушек, вцепившихся друг другу в волосы и отчаянно боровшихся. Я издалека узнала толстые хвостики и длинные тонкие ноги Мики. Сьерра звала на помощь. Стоявший рядом с ней Рауль побежал к двери, за которой обычно сидит охранник. Менее чем через секунду все ученики забрались на столы и стулья, чтобы получше рассмотреть драку. Мы встали из‐за стола и взяли наши рюкзаки.

– Там Мика, – сказала я, чувствуя себя неуютно от доносившихся звуков борьбы и подбадривающих криков зевак.

– Ага, – сказал Дин, вытянув шею, чтобы получше разглядеть происходящее. – И подружка Квинтона.

– Камилла? – спросила Кензи.

Мы с ней быстро переглянулись. Я вспомнила, как Мика оттащила меня от Квинтона на вечеринке. И как кто‐то сказал Камилле, что он заходил в свою комнату с чирлидершей. Ох, Мика…

Учителя и другие сотрудники рванулись к месту драки, расталкивая учеников, и как раз в этот момент зазвенел звонок. Сьерра выбежала из столовой: ее всю трясло.

По пути к своему шкафчику я испытывала чувство безнадежности, ведь драки – это как раз то, о чем вспоминают люди, услышав слово «Пиктон». Все всегда видели в нашей школе лишь негатив, не обращая внимания на то хорошее, что здесь происходило. Как бы я хотела все изменить, исправить это глупое недоразумение.

Открыв шкафчик, я с изумлением увидела, как мне под ноги упал скомканный листок бумаги. Как он оказался внутри? Я не помню, чтобы что‐то комкала. Я развернула лист и увидела печатный текст. Прочитав, я охнула. Это было стихотворение.

Я вижу твою улыбку. Она тебе очень идет, Будто в душе твоей внезапно растаял лед.

Останется ли?

Иль сгинет навек?

Посмотрим, какой ты теперь человек.

– Что это? – спросила Кензи.

Я безмолвно передала ей листок дрожащей рукой. Она пробежала его глазами и накинулась на меня.

– Господи боже! – Затем посмотрела на меня безумным взглядом. – Черт возьми, Зэй! Кто это написал?

Мы огляделись по сторонам, но вокруг ходили едва знакомые нам парни, практически не обращавшие на нас внимания. Я покачала головой, все еще пребывая в шоке, а затем аккуратно сложила листок и убрала его в задний карман джинсов. Мы улыбались, как дурочки, пока спешили на урок.

Странное дело, но пока мы бежали по коридору и ловили взгляды проходивших мимо групп парней, время будто замедлилось, и меня внезапно осенило. Эти парни вовсе не хотели причинять кому‐то боль. За исключением, пожалуй, Рекса Морино, все они были довольно милыми. И, если разобраться, в своем сборе поцелуев я вела себя не лучше. Эти парни могли быть мне как младшие братья, как Зебби. А я обращалась с ними, как с дерьмом, презирала, не задумываясь, что могу задеть их чувства. Сейчас, проходя мимо них, мне стало дурно от собственных поступков. Мужчины, женщины, все все равно остаются людьми – уникальными личностями, со своими особенностями и эмоциями, все обычно хотят сделать все как надо и все иногда совершают ошибки. Мне захотелось стать лучше. Я больше не желала прозябать во тьме, хотя часть моей души все еще болела и, возможно, будет болеть всегда.