Коллекционер

высился гранитный Храм Иисуса, по своему виду напоминавший крепость,

рядом располагался Пчелиный дом - резиденция апостола Янга, а дальше -

Львиный дом, где жили его 22 жены.

К тому времени, когда в Европе началась вторая мировая война, к этим

достопримечательностям добавился университет, оперный театр, а также

небоскреб, где билось деловое сердце мормонского рая.

Открытку с изображением этого небоскреба, а также фотографию

своей жены с двумя детьми и карманное издание Книги Мормона,

преподобный Алистер Джеймс взял с собой на войну. Преподобный он был,

потому что у мормонов все мужчины считались священниками, а на войну он

ушел добровольцем в поисках заблудших душ, которых нужно было вывести

на путь истинный.

К этому времени судьба Германии, в общем, была решена.

Поучаствовать в военных действиях ему так и не довелось, но он особо и не

переживал по этому поводу, ведь он приехал в Европу не стрелять, а спасать.

После войны в раздавленной и униженной Германии было много

растерянных людей, которые нуждались в духовной опеке, еще больше таких

людей было среди военнопленных и рабов, угнанных из покоренных стран на

принудительные работы в Германию.

Теперь им предстояло вернуться на родину, но среди жертв могли

укрываться и палачи, поэтому оккупационные власти свозили их в лагеря для

перемещенных лиц, где их лечили, кормили, а заодно и выясняли кто они и

откуда. В администрации такого лагеря и служил Алистер Джеймс.

Он был добрым застенчивым малым, может быть слишком наивным

для своих тридцати лет. Он думал, что рабы Рейха встретят его как

освободителя с распростертыми объятиями, а они смотрели на него

затравленными зверьками и все время норовили улизнуть из лагеря. Это

были в основном девушки с Украины. Старшей, здесь в лагере, исполнилось

семнадцать, а младшей не было еще и двенадцати. Все они работали на

тяжелых работах и выглядели как потухшие лампочки, и только одна

светилась каким-то воспаленным огнем. Это была четырнадцатилетняя Галя

Биленко, которую увезли с Волыни в конце войны.

В Германии она работала штамповщицей на фабрике, где делали

артиллерийские снаряды. Работала по десять часов в день без выходных,

питалась картошкой и гнилой капустой, и при этом сохранила свежесть и

жизнерадостность.

С Алистером она всегда здоровалась по-английски с чудовищным

акцентом: "Хай ду ю ду, дядьку!", делала книксен, и в глазах у нее так и

прыгали смешливые чертики. А преподобный, длинный и нелепый как

строительный кран в стаде овец, в ботинках сорок пятого размера и в кителе

"с младшего брата" прятал голову в плечи и старался как можно быстрее

пройти мимо девушки, которая ему нравилась.

Иногда к Гале приходила немка средних лет с потертой клеенчатой

сумкой, и они подолгу разговаривали по-немецки, сидя на лавочке возле

барака. Их свидания всегда заканчивались одинаково: женщина доставала из

сумки сверток и протягивала девушке, та целовала ей руку, и они

расходились.

Алистеру очень хотелось узнать об этой Гале как можно больше, но

между ними было два океана, не Атлантический и Тихий, а возрастной и

языковый. И тогда преподобный призвал на помощь Всевышнего, который, в

некотором роде, приходился ему родственником, ибо Алистер Джеймс по

материнской линии был праправнуком легендарного Бригэма Янга.

Он пошел к коменданту лагеря и сказал, что хочет выступить перед

интернированными с проповедью. Комендант, как истинный американец, и

сам был не прочь послушать слово благодати. И вот воскресным утром

обитатели лагеря и администрация собрались на площади, где ежедневно

проходили переклички. Алистер взошел на кафедру, сколоченную из ящиков,

и заговорил, сначала тихо, потом все громче и громче. Речь его с английского

на русский переводила польская еврейка из Красного Креста по фамилии

Меламед.

Алистер вывалил на головы бедных детей мешанину из библейских

историй и кельтских сказаний, которой его кормили в школе, дома и во время

воскресных собраний. Время от времени он открывал свою книжонку и

зачитывал цитату, так что каша получалась с гвоздями. А напоследок он

выдал фирменный постулат о том, что каждый смертный может стать богом,

и для этого вовсе не обязательно погибать на кресте - достаточно накопить

нужное количество добрых дел.

Дети ровным счетом ничего не поняли из того, что говорил длинный

американский поп в армейском кителе, но он так махал руками, так страшно

таращил глаза, что многие из них к концу проповеди плакали. Они, конечно,

плакали о своем, просто время и место подходили для этого как нельзя

лучше, но Алистер думал, что заронил в их души искру веры и ощущал себя

немного богом.

Несколько раз он останавливался, и искал взглядом ту, ради, которой

все это затеял, но не находил. После проповеди он спросил пани Меламед,

где та лучезарная девочка, которая здоровается с ним по-английски, и

переводчица ответила ему, что к Гале Биленко приходила ее немка, после

чего у нее произошел нервный срыв.

Пани Меламед привела к нему Галю на следующий день, но это была

уже не та sunny girl, при виде которой у Алистера учащалось сердцебиение.

За два дня она превратилась в перегоревшую лампочку, как все русские