Коллекционер

организма. Другой - в свое время бывший стукачом, сделал себе имя на

разоблачении зверств коммунистического режима, и стал депутатом. Третий,

который когда-то служил бухгалтером в артели инвалидов, и сел на пять лет

за растрату, теперь занимал пост в коммерческом банке. Все они были

наслышаны о трудностях Муханова, и все они готовы были ссудить ему

тысячу другую на игру, чтобы убедиться в том, что счастье окончательно

сменило хозяев. Но Муханов у них ничего не взял. Он расплатился за кофе,

оставив официанту десять процентов от счета на чай. Поймал какую-то

иномарку, и поехал, как в былые годы в парк Горького, может, в последний

раз испытать счастье. В кармане у него оставалось ровно четыреста рублей.

У входа в бильярдную стояли какие-то люди, один из них поздоровался

с ним. Муханов его не помнил.

Это были голодные братки из пушкинской группировки. Вчера их

порядком потрепали солнцевские, и вот теперь они искали, чем бы

поживиться. Тот, который поздоровался с Мухановым, был когда-то

сантехником на Покровке. В смутные девяностые он довольно успешно

продавал цветные металлы в Литву, пока его не вытеснили из этого бизнеса

"большие ребята". Возвращаться в коммунальное хозяйство после легких

денег не хотелось, и он подался в домушники, но здесь нужен был особый

фарт, которого у него не было, и вскоре его взяли. Попался по-глупому: залез

в квартиру, а там старуха спала. Ну, он ее запер в туалете, и пошел шарить по

шкафам, а у нее с собой был мобильник. Дали ему три года, а когда вышел,

подался к пушкинским.

- Кто это? - спросили его братки, когда он поздоровался с Мухановым.

- А это подпольный воротила, у него одних картин в квартире на

миллион баксов.

- Вот он-то нам и нужен.

Они схватили Муханова, когда он, проиграв свои жалкие червонцы,

выходил из зала, засунули в джип и отвезли к себе в Пушкино.

Его жизнь они для начала оценили в "пол лимона" долларов. Этот

сантехник, конечно, трепло, его информацию надо делить на десять, но

мужик был одет во все фирменное и держался солидно, сразу видно не

фуфло какое-нибудь.

- Вот тебе телефон, сказали они Муханову, звони своим. Если завтра у

нас не будет пол лимона, тебе крышка.

Но заложник повел себя странным образом, он расхохотался им в лицо.

- Мои деньги вам не по зубам.

- Тогда и тебе тоже, - сказали они и выбили ему зубы.

- Не видать вам моих денег, как своих ушей, - издевался над ними

Муханов.

- Тогда и тебе тоже, - сказали они и выкололи ему глаза.

Он не выдержал побоев и умер на следующее утро. В карманах у него

не было даже мелкой монеты. Братки хотели отвезти его тело на свалку, но

увидели, что там маячит милицейская машина. Тогда они вернулись, и

закопали Муханова на участке пустующей дачи профессора Якимовича,

который когда-то играл в преферанс с его дедушкой.

С тех пор прошло пять лет, и, если верить народной мудрости, то еще

четверть века ему суждено провести среди призраков научных работников в

чесучовых пиджаках и их дам в соломенных шляпках с букетами

искусственных фиалок, не зная мук бедности.

Это, конечно, легенда, никто в Кирсановке не мог знать, что случилось

с Мухановым, раз он пропал без вести. А рассказал ее Будылину некто по

прозвищу Общественность, желая подчеркнуть благородство советской

аристократии к которой он относил Будылина-старшего, чтобы расположить

к себе его сына.

Этот человек, можно сказать, был местной достопримечательностью.

До пенсии он служил в каком-то научном учреждении. Дома у него в

застекленных шкафах стояли книги по сельскому хозяйству, и висел портрет

автора травопольной системы земледелия - академика Вильямса. Все это

могло принадлежать только научному работнику. Да и физиономия у него

была вполне "научная": розовая лысина, бородка клинышком, очечки

круглые в роговой оправе... Впрочем, злые языки говорили, что к науке он

имел весьма отдаленное отношение, просто был когда-то завхозом в НИИ

овощеводства, а списанные книги и портрет академика перевез к себе на дачу

после того, как его выпроводили на пенсию.

Пенсия застала научного завхоза врасплох. Некоторое время он не мог

найти себе достойного занятия. То книги на столе разложит, то газету

развернет. Попробовал даже в садике копаться, как Мичурин, но и это ему не

подошло. Кто ни пройдет мимо - всяк видит, как научный работник

ковыряется в земле, а про Мичурина-то все уже забыли. И не то, чтобы ему

стыдно было заниматься физическим трудом, а просто неудобно казалось

разочаровывать соседей. Они ведь привыкли считать, что он большая шишка

в науке, и почти всерьез называли его академиком. Некоторые даже

испытывали нечто вроде гордости, когда рассказывали кому-нибудь на

стороне, что в их поселке живет академик.

Он понимал, что должен выбрать себе занятие, достойное своей

репутации, но это оказалось не таким простым делом в условиях небольшого

населенного пункта.

Помог случай. Как-то в продмаге у станции "выбросили", как тогда

говорили, бананы, редкий заморский фрукт по тем временам. Многие

никогда их не пробовали. Обычно дефицит "выбрасывали" под праздник.

Очередь занимали заранее. Для порядка каждому на ладони писали